Книга Катрина: Реквием ангела, исповедь демона, страница 4 – Алексей Кондратенко

Всё, что произошло, должно было оказаться лишь кошмарным сном. Но оно случилось на самом деле. Я видел всё своими глазами, а раны на моем теле подтверждали случившееся.

Я верил и боялся. Куда сложнее было осознать, что я до сих пор жив. Что мне дали уйти.

Я запомнил их имена. Необычные и странные.

Джаред, Митра, Элиен. Зан Вэллкат.

Их движения отличались. Это были животные в теле людей. Призраки во плоти.

Я никогда не забуду того мгновения. В ту секунду, когда её отец наставил на меня ствол пистолета, и я подумал: это конец. Эта мысль в тот момент казалась такой естественной.

Смерть была естественной…

Пока я шел по обочине шоссе, согнувшись от холода, рядом остановился фургон. На вид добродушный водитель сказал, чтобы я залезал в кабину. Мол, так и простудиться недолго. Преодолевая боль, я взобрался внутрь, где было тепло и несло дешевым куревом.

Водитель, плотный бородатый мужик в красной фланелевой рубашке, напоминавшей мне о крови, пару раз пытался завести разговор на отвлеченные темы, но я был не в состоянии поддерживать беседу.

Мой вид не мог не вызывать вопросы и обеспокоенность.

Проехав ещё немного в тишине, он заговорил вновь. На этот раз не о дрянной погоде и не об идиотах на легковушках, которые не выключают дальний свет. Его прокуренный голос зазвучал доверительно серьезно:

— Давно идешь? Похоже, у тебя была безумная ночка. Если надо кому-то позвонить, телефон есть. Вон он лежит.

Я по-прежнему не желал поддержать разговор.

— Или стряслось чего посерьезнее? — продолжал он. — Ты говори, если что. Не стесняйся. Уж я всякого повидал.

Я не мог рассказать. Не мог подвергать его такой опасности. Да и он не поверил бы. Стал бы трепаться с друзьями, забавы ради растрезвонил бы мои слова. И со временем эта история всплыла бы там, где тени прислушиваются к словам безумцев. Вычислить источник не сложно. Теперь я знал, как это происходит. Сначала пришли бы за ним. Потом за мной.

— Подбрось к городу, и всё. Этим ты мне поможешь.

— Я еду в объезд. Высажу на развязке, пойдет?

— Лучше, чем ничего.

Он подвез до пустынной автозаправки неподалеку от Лермонтово и Чкаловского поворота на въезде в Калининград. Фургон поехал дальше, в объезд города, а мне пришлось немного вернуться.

Деревья, дома, дорога. Я шел по Советскому проспекту, когда услышал, как издалека приближается неясный шум. Он прорывался сквозь шипение дождя. Я резко развернулся. Шум становился всё отчетливее и громче. И вот оно: откуда ни возьмись мимо меня пронеслась темная иномарка. Предчувствующий опасность, я пристально проследил, как иномарка удалилась. До последнего момента ожидая, что из окна появится рука с пистолетом, и меня застрелят.

Но она просто уехала.

Помню, я рассмеялся. Наверное, это был нервный смех с привкусом горечи.

Когда, наконец, добрался до знакомой улицы с белым кирпичным зданием госпиталя и моей обветшалой семиэтажкой с аркой для въезда во дворы и двумя старыми дубами, казалось, я шел полночи. Всё тело ломило и резало болью.

Пока поднялся по лестнице, я немного согрелся. Мне не терпелось поскорее под горячий душ.

Я осторожно стянул липкую выпачканную грязью рубашку. Пустил воду, сделав её настолько теплой, чтобы шел пар. Вымыл руки и принялся разглядывать раны в зеркале. Рваные, резанные. Много разных. Их требовалось обработать.

Вдруг я оторопел. От увиденного в отражении я невольно потянулся рукой к груди.

Я потерял свой нательный крест!

Позабыв о забитых грязью ранах и синяках, я схватил рубашку. Возможно, я порвал цепочку только что, и крестик где-то в складках скомканной рубашки. Я искал тщательно, но не нашел.

Это не хорошо. Это не хорошо, — сверлило у меня в голове.

Дыхание прервалось от мысли, что теперь у меня нет ничего, что могло бы стать преградой между мной и теми чудовищами. Именно сейчас, когда всё вроде бы закончилось, и я ослабил бдительность, угроза возрастала. А я потерял крестик! Наверное, где-то в лесу. Или его кто-то сорвал? В любом случае, искать дома бессмысленно.

Я метался в беспокойстве, пока не пронзило болью глубокую рану на ключице. Лицо ныло. Ссадины горели. Аспирин и анальгетики сейчас бы не помешали. Нужно взять себя в руки и обработать травмы.

Под струями теплой воды в душе рана, растянувшаяся от шеи до плеча, заболела немыслимо. Из неё засочилась, потом потекла кровь и никак не останавливалась. Под разорванную кожу набиралась вода и мучительно набухала пузырями. Но грязь нужно было вымыть.

Вода смыла кровавую корочку с губы порванной шипами дикой розы. Обнаружилась кровоточащая рана и на затылке. И ещё было больно держать мыло. Шипы дикой розы вонзились тогда мне под ногти. Опухшие пальцы обдавало отвратительной пульсирующей болью.

После душа я быстро переоделся в чистые серые джинсы. Мне было холодно, но я не мог заставить себя надеть футболку поверх всех этих ран. Ткань прилипнет к сочившейся крови, к отсырелой коже.

Помня отцовские медицинские книги по хирургии, которые в детстве казались мне страшными и неприятными, я знал, что хорошо бы зашить рану на плече. Уж сильно расходились её края. Но квалифицированная помощь — непозволительная роскошь для меня. Я не знал, безопасно ли мне сейчас выходить из дому обратно в ночь.

До рассвета ещё далеко.

Сонный и уставший я провел обыск в собственной квартире в поисках пузырька йода, спирта, может быть перекиси водорода, или, хотя бы фурацилина.

Старый весь побелевший пузырек перекиси водорода нашелся на антресолях.

Ища его, я наткнулся на свой давнишний дневник. Он пролежал там много лет. Забытый и ненужный. Исписаны были лишь первые страницы. Я скользил глазами по их содержанию. В памяти всплывали беззаботные воспоминания юношеских лет, которые когда-то я хотел сохранить на бумаге.

Какие глупости, какая пустая жизнь.

Теперь я знал, как использовать этот дневник с пользой.

Сначала я закончил с травмами. Решившись, я перевернул пузырек на разорванную кожу, через которую виднелись жилы. Раны словно огнем вспыхнули. В руке начался мышечный спазм. Не сдержал крик. Это, на хрен, не локоть свезти! Процедуру пришлось повторить и смочить перекисью более мелкие раны и ссадины.

После всего этого в глазах потемнело, и я просто сидел за столом в кухне несколько минут, пережидая, когда в теле утихнет пылающий огонь.

Придя в себя, я вспомнил про дневник.

Я решил записать всю последовательность событий, произошедших со мной в последние три дня. Я вырвал прежние исписанные страницы и стал подробно записывать то, свидетелем чего стал.

На сегодняшний день не существовало ни одного человека, которому я мог бы доверить эти знания. Но чувство, что мое свидетельство чрезвычайно важно, не давало мне покоя. Я должен был задокументировать существование сил, угрожающих всем и каждому.