Книга Я тебя поймаю, страница 24 – Виктория Волкова

— Когда? Сейчас? В фойе ресторана? — начинает злиться Гаранин.

— Нет, в Париже. Ты же жил с ней в ее доме. Я знаю.

— Откуда? — удивляется не на шутку.

— Я следила за вами. Ты ночевал в ее доме, — выдаю свой секрет и ни капли не жалею об этом.

— Ночевал, — соглашается Сева, хотя мог бы и соврать. — Но мы спали в разных комнатах.

— Ну, это ты говоришь, — недовольно морщу нос.

— Тая, — предостерегает меня Гаранин. — Мы договорились доверять друг другу.

— Да, ты прав, — понуро киваю головой. — Твоя лахудра тоже. Я веду себя как ребенок. И еще ужасно злюсь. Чуть ей не выдергала ее приклеенные волосики… Терпеть не могу Кристин.

— Ты просто ревнуешь, — усмехается самодовольно Гаранин, враз превратившись в глупого напыщенного павлина.

— Нет, нисколечко, — упрямо мотаю башкой. — Сержусь на тебя. Стоял как гусь гордый и любезничал с этой побрякушкой.

— Тая, — сурово предупреждает Гаранин.

— Я девятнадцать лет уже Тая, — хмыкаю недовольно.

— Перестань, — просит он мрачно. — Кристин ко мне не имеет никакого отношения. Научись доверять мне.

— Я пытаюсь, — стараюсь не разреветься. — Но вот как вижу около тебя какую-нибудь стерлядь, аж сердце выпрыгивает.

— Я тоже тебя люблю, — усмехается Гаранин. — И тоже сердце выпрыгивает…

— Когда это? — не подумав, заглатываю наживку.

— Когда стонешь подо мной и просишь «Сева… Еще… Давай, Сева!».

— Ты просто невозможный, — вздыхаю недовольно. И тут же чувствую, как мое запястье обхватывают крепкие пальцы Севы.

— А ты самая желанная, — шепчет он мне на ухо. И тянется с поцелуем.

— Люди кругом, Сева, — шепчу яростно.

— Никто не смотрит, Тай, — фыркает он и отстраняется, услышав громкое покашливание.

Официант ставит на стол какие-то тарелки. Салаты. Соки. Отбивную с гарниром для Севы и грибной супчик для меня. Жуем, не разговаривая. Но как только Гаранин заканчивает с отбивными, чувствую, как его лапища скользит по моим коленям.

— Сева, — шиплю змеей. — Прекрати сейчас же.

— Пойдем домой, Таечка, — бубнит он, небрежно глядя на счет. — Что-то я проголодался…

— Так закажи еще что-нибудь… Пусть тебе еще один стейк пожарят…

— Доедай, малыш, и в штаб армии. Я тебе по дороге расскажу, каким бывает голод.

— Но я хочу еще кофе и десерт, — упрямо заявляю я, хотя минуту назад ни о чем таком не помышляла. — Здесь очень вкусные эклеры. Помнишь, мы в прошлый раз брали?

— Заказывай, — великодушно разрешает Гаранин и больше напоминает ведущего в телешоу.

Крутите барабан!

Взмахом руки подзывает официанта, но пока тот не спеша идет к нашему столику, на столе вибрирует Севкин сотовый.

— Девушке эклеры и кофе, — отрывисто бросает Гаранин сонному мальчику и со вздохом отвечает абоненту. — Да, папа!

Я слышу, как из айфона рвется на волю негодующий бас Космонавта.

— Больше ничего, — косится официант на мрачнеющего Севу.

— Спасибо, мы вас позовем, — отпускаю не в меру любопытного парня и внимательно смотрю на Севу.

Тот что-то тихо вещает в трубку, еле сдерживаясь.

— Завтра приеду. Сейчас не могу, — заявляет он, выслушав вопли отца. Снова слушает и мрачнеет еще больше.

— Ладно, погоди. Сейчас по телефону все решим, — бросает примирительно и, глянув на меня, бормочет негромко. — Я выйду ненадолго. Никуда не уходи.

Задумчиво ем суп, смотрю в окно и напряженно думаю о нас с Севой. Встреча с Кристин оставила неприятный осадок. И как-то всколыхнула прежнюю обиду и злость. Глупо надеяться, что человек поменялся. Остепенился и стал моногамным. Наверное, ничего у нас с ним не выйдет. Какой-то он странный. Вечный мальчик. Да, с ним легко и прикольно. Но все эти бабы, стекающиеся косяками. И доступ к телу не ограничен. Смогу ли я так жить? И нужно ли вешать на себя такое ярмо в девятнадцать? Что толку от моей любви, если Сева не думает меняться? Маргарита Пастухова, Кристин Готье… Это только то, что на виду… Можно ли перевоспитывать взрослого человека?

Вопросов уйма, а вот ответов не найти. Здесь я оторвана от семьи. Не могу посоветоваться ни с мамой, ни со Светкой. И отца где-то носит по Антарктидам…

В сумочке звякает сотовый. Выуживаю его из бокового кармашка и с удивлением смотрю на знакомый контакт. Мишка! Сколько мы не общались? Месяц или два? Я даже успела соскучиться.

— Прив-е-ет! — тяну в трубку. — Как дел-а-а?

Мишка что-то болтает весело. Фоном слышится шум машин, иногда заглушающих родной голос. И мне хочется закричать.

Как же я соскучилась по тебе!

Нет, это не любовь. Ни капельки! Вернее, братская любовь и привычка. Мы все детство провели вместе. Играли, дрались. Выслушивали строгие мамины нотации и затевали новые проказы.

— Ты сейчас где? — спрашиваю своего любимого братца, хотя кровного родства у нас нет совершенно. Да и важно ли оно, если мы всю жизнь рядом?

— Иду по улице, — лениво замечает он. — Вот дорогу перехожу.

В этом он весь. Как всегда, дает точную информацию, из которой вряд ли что уяснишь.

Судя по шуму большого города, Мишель сейчас в Париже. Воображение живо рисует Елисейские поля, где у моего деда, а Мишкиного отчима, находится дом. Мы всегда там останавливаемся, когда приезжаем в столицу.

Я живо представляю набережную и мост Александра Третьего, вижу за ним золотой купол Дома Инвалидов. Мечтательно потягиваю кофе. Но в один момент перестаю есть и пить, боясь поперхнуться. Застываю, изумленно пялясь на белую арку, из которой в зал заходит Мишель де Анвиль. В темно-синем костюме, сшитом на заказ, и в белоснежной рубашке с золотыми запонками. Галстук в тон костюму, с мелкими светлыми крапинками, и портфельчик от Луи Виттона лишь добавляют солидности.

— Ты! Здесь! — рывком вскочив с места, бросаюсь на шею. — Почему не сказал, что в Москве? Как ты меня нашел?!

— Ты поела? — спрашивает, целуя меня в лоб.

— Да, почти, — киваю на кофе и эклер. — Ты что-нибудь будешь? Заказать?

— Доедай, я подожду, — улыбается Мишка, усаживая меня за стол. Располагается напротив. Старательно игнорирует пустые тарелки Гаранина, которые до сих пор никто не удосужился убрать со стола.

— Тебе нужно вернуться домой, — бросает коротко.

Смотрю на знакомые до боли худое скуластое лицо, широкий лоб и нос с горбинкой. Попадаю в плен хитрющих карих глаз и спрашиваю осторожно.

— Когда?

Хочется вывалить старому другу последние новости. Про нас с Севой и про эти дурацкие покушения. Хотя, если знает папа, то и весь колхоз в курсе, включая председателя — дедушку де Анвиля.