Онлайн книга «Мухи»
|
Мама стояла в коридоре, любовалась новеньким маникюром. – Давай заделаем эту гадость. – Саша показала на бойницу, темный проем над дверью. – Достал постоянный шум. – Обязательно. Когда папа будет свободен. «Папа сейчас частенько свободен, – насупилась Саша, – от семейных обязанностей». Она имела в виду вторую семью отца. Милую и глупую Нику и свою бедную сводную сестричку. По подъезду Саша пронеслась не озираясь. Мерещились голые старухи и утопленники, облепленные раками. Ринутся на нее, выкрикивая тарабарские заклятия. Этажом ниже по пустым закоулкам подвала бродил сквозняк. Печь в котельной разевала пасть. Со сводов прачечной капала вода. И лестница поскрипывала. Как это было? Нанятый архитектор Элле расстилал перед заказчиком чертеж, водил пальцем: – Тут у нас будет ягодно-фруктовый барельеф, а тут – фронтон. Широкие пролеты, чтобы в них удобно было сигать художникам. Большая часть комнат замурована, как вы и просили. – Превосходно, – говорил Махонин, – но где будет бассейн с бронзовым дном и скважиной неясного предназначения? Эдакий почтовый ящик с отверстием для писем под землю? – О, я приберег для него адское местечко… Дом, в котором снятся одинаковые сны. Рома попытался ей поверить, и она была ему благодарна, но Рома не мог нокаутировать призраков, как обычных хулиганов. Даже дядя Альберт, будь он жив, не знал бы, что делать. – Привет. – Рома открыл дверь, поцеловал в щеку – почти в уголок губ. Обнял, погладил по плечам. – Как там Кортни? Днем собака радовалась вернувшемуся из подземелий хозяину, но обнюхивала его подозрительно и не давалась в руки. – Я принял душ, и она успокоилась. «Животные чуют, – подумала Саша. – И это не смыть мылом». – Ну, где же вы? – раздался голос Георгия Анатольевича. Саша прошла за другом на кухню. Здесь было светло от стоваттных лампочек. Соленья на полке, аккуратно развешенные по крючкам доски, скалки и молотки, нарядная скатерть. Пахло ванилью и корицей. Ничуть не похоже на холостяцкий закуток. Дедушка Ромы сидел в инвалидном кресле. Неизменная фланелевая рубашка, фирменная улыбка Вещуков. На столе перед ним благоухали румяные булочки. – Только из духовки! – объявил пожилой историк. – Решил молодость вспомнить. Я когда-то был приличным кондитером. – Гениальным, – подтвердил Рома, хрустя печеньем. Саша надкусила аппетитный кругляш. Песочное тесто таяло на языке. – Очень вкусно! Георгий Анатольевич, довольный, разливал чай. – Спасибо за фотографии, Александра. Они очень важны для меня. Словно весточка от Галины с того света. Она была прекрасной, сильной женщиной. Жаль, что такой одинокой. – У вас не сложилось впечатление, что она боялась чего-то? – Смерти? – Нет. Возможно, у нее были какие-то странные фантазии? – Почему вы спрашиваете? – Высокий лоб прочертила морщинка, такая же, как у Ромы, но глубже. – Ну, мне показалось. Я… «Рылась в чужих вещах», – подсказала Александра Вадимовна. – Я не все фотки вам передала. Там были совсем темные. Она снимала этаж и балконную дверь ночью. – Что ж, – вздохнул Георгий Анатольевич, – перед инфарктом у нее были… как вы выразились, фантазии. Паранойя. Ее мучили дурные сны. Она думала, ее преследует кто-то… кто давно умер. – Она рассказывала, кто? – Галя особо не распространялась. Чем старше становишься, тем чаще появляются в твоих снах люди, которых уже нет в живых. Георгий Анатольевич подул в чашку. – Рома сказал, вы пишете новеллу? Саша почувствовала, что краснеет. Банальный, примитивный обман, но ничего лучше они придумать не сумели. Хотя… в девятом классе она написала две главы повести о японских девочках, и единственный читатель, дядя Альберт, похвалил ее и рекомендовал продолжать… – Подбираюсь к новелле, – соврала Саша. Рома, как ни в чем не бывало, грыз печенье. – Фэнтези на основе местного фольклора. Вы столько знаете о прошлом. – А говорят, это поколение ни на что не способно! – засиял историк. – Надо же, писательница в нашем доме! Прославите Шестин на всю страну. – Да какой там! – Саша потупилась. – Но почему такая мрачная тема? Заложные мертвецы? – Нужна мистика, а от зомби и ведьм читатели утомились. Я бы поискала в Интернете, но вдруг вы расскажете что-то, что не лежит на поверхности. Он похмыкал. – Сперва доешьте. И, умоляю, не говорите маме, о чем мы тут судачим. – Это будет наш секрет! – Саша вытерла губы салфеткой, приготовилась. – Я включу диктофон? – Конечно. Телефон лег между блюдцами. – Я полистал перед вашим приходом пару книжек. Право, меня озадачило, когда внук сказал о заложных. Ведь именно в наших краях этот культ оказался особенно живучим. Но – по порядку. – Он сцепил длинные пальцы на груди. – Культ заложных покойников был широко распространен среди славян во времена язычества. Наши предки связывали любые беды с происками нечистой силы. Лютые зимы, неурожай, мор… а эпидемии тогда случались на каждом шагу. Говорили, земля гневается, потому что закопали в нее худое. – Худое? – повторила Саша. – Плохого покойника. Землю наделяли человеческими чертами. Она и доброй была, и сердитой. Раз сердится – значит, надо установить, почему. Собирали тогда вече, обмозговывали, кого хоронили недавно. Допустим, пьяницу. Или убийцу. Или, упаси бог, колдуна. И шли всем селом на кладбище. Выкапывали подозреваемого и выбрасывали в поле. – Сурово, – сказал Рома. Саша отставила чашку. Фарфор дребезжал в дрожащих руках. Она вспомнила свой сон: кости, которые отторгает почва. Мертвецы, выплюнутые из могил. – Эти люди, по мнению суеверных славян, пребывали в аду, а их трупы несли в мир холод и болезни. Вы слышали про нетленные мощи святых? Однако и тела грешников, бывало, не гнили – из-за климата, сфагнума, природной мумификации. Но для предков, конечно, по причинам магическим. Вот их и эксгумировали, и закладывали – вбивали вокруг колья, чтобы волков не кормить. Отсюда термин «заложные». И вообразите, на околицах деревень валяются мертвые, разносят трупный яд и инфекции, приманивают птиц… а их родные ничего не в силах предпринять. Ходят мимо… – Это ужасно! – сказала Саша. Она подумала о дяде Альберте, о траурных лентах, что змеями оплели гроб. – Отказ в погребении – тяжкое наказание. Сохранились сведения о том, как одного почившего крестьянина обвинили в порче посевов. Вышвырнули на пересечение дорог. И, что характерно, культ заложных благополучно пережил смену религий и перетек в христианскую Русь, позаимствовав черты православия. Пастыри и иерархи всячески боролись с кощунством, но надругательства над трупами были, кажется, неискоренимы. |