Книга Убийство в Пражском экспрессе, страница 14 – Иван Любенко

После обработки специальным порошком серебряной фляжки, в которой содержался яд, Клим Пантелеевич обнаружил на ней те же отпечатки пальцев, что и на фотографических снимках, принесённых Войтой из полиции. Но у самого горлышка он нашёл ещё один вполне чёткий след с непонятным зигзагообразным, в точечках, будто исколотых иглой, рисунком. На нём полностью отсутствовали характерные для человека папиллярные узоры. Природа этого следа была непонятна и, видимо, по этой причине полицейский эксперт и не стал обращать на него внимания. Но Ардашев решил им не пренебрегать. Он навёл на след объектив фотоаппарата и сделал снимок. Затем снял остальные предметы, переданные инспектором. Не теряя времени, Клим Пантелеевич проявил в лаборатории плёнку, уложил все вещественные доказательства в пакет и отнёс в кабинет.

«К странному убийству в поезде к концу дня добавилось ещё две тайны: неизвестный шифр и «нечеловеческий» отпечаток пальца на фляжке. Какое отношение ко всему этому имеет Божена Плечка? В любом случае надо продолжать расследовать причины двойного убийства. Сколько уйдёт времени на разгадку шифра — неизвестно. Но другого выхода нет», — заключил резидент и стал переписывать цифры в ином, понятном только ему порядке. Закончив, он отложил карандаш, выбрал из металлической коробочки зелёную конфетку и положил под язык. Размышления прервал шум в передней. Явился Войта. По его походке и выражению лица было видно, что вечер, проведённый в компании инспектора Яновица в «Трёх дикарях», удался на славу.

За окном тарахтел таксомотор. Стараясь не смотреть Ардашеву в глаза и не произносить лишних слов, Войта взял пакет, зачем-то отдал честь, развернулся кругом и, слегка покачиваясь, пытаясь идти строевым шагом, покинул комнату.

Клим Пантелеевич улыбнулся, подошёл к окну и отодвинул портьеру. Вацлав с трудом забрался в автомобиль, и такси покатило вверх по улице.

«Хорошо бы сесть вот так в авто и унестись назад, в родной город, в те времена, когда мальчишкой торопился из гимназии домой, а на пороге тебя встречала мама. А потом с нетерпением ждать вечера, когда вернётся со службы отец. Господи, когда это было? Да и было ли? На следующей неделе мне исполнится пятьдесят два, а того сладкого предвкушения приближающегося праздника уже нет…», — с грустью подумал Ардашев и опять принялся разгадывать шифр.

Богумил Смутный в точности соответствовал своей фамилии. Невысокий господин, мазавший волосы бриллиантином, с бритым подбородком и короткими, почти кошачьими усиками-полосками, доходящими только до уголков губ, из своих тридцати восьми лет два последних года провёл за решёткой одной из самых страшных тюрем Австрии — в замке Граца. После побега он до сих пор числился в Австро-Венгерском розыске, но империя распалась и поиском беглеца в Чехословакии никто не занимался. Виртуозное владение долотом, «фомкой» ^[6], коловоротом, «гусиной лапкой» ^[7], «балериной» ^[8] и современным автогеном сделали Богумила рекордсменом по количеству взломанных сейфов от Вены до Праги. Правда, сейчас он «взял отпуск» и, будучи по паспорту Антоном Зайчиком, благочинно ужинал в ресторане «Олимпия» на проспекте Фоша. В тот самый момент, когда Смутный уже потянулся вилкой за куском нежнейшей утки, которая, очевидно, ещё совсем недавно плавала в Ольшанском пруду, к его столику приблизился господин коммивояжёрской внешности. Выдавив из себя, точно из лимона, кислую улыбку, он пропел:

— Да простит меня достопочтимый пан, что прерываю его обед, но я был бы исключительно признателен за несколько минут делового разговора.

Наливая в рюмку «Бехеровку», Богумил небрежно бросил:

— Меня не интересуют ваши предложения. Проваливайте, пока я не рассердился.

— Как вы думаете, вельможный пан, а что будет, если я сейчас позову полицию и скажу, что беглый вор Смутный на глазах всего честного народа преспокойно обедает в одном из самых фешенебельных и дорогих ресторанов Праги? — присаживаясь без разрешения на соседний стул, вымолвил человек в чёрном костюме.

— Вы меня с кем-то путаете. Меня зовут Антон Зайчик. Имею галантерейный магазин на Кршменцевой улице. А что касается полиции, то пусть они ловят грабителей и насильников, а не честных коммерсантов. Я, пожалуй, сейчас попрошу метрдотеля избавить меня от вашей навязчивости, — закусывая печёным яблоком, парировал специалист по банковским сейфам и повернулся в сторону кельнера.

— Тогда я зову полицию…

— Что вам от меня надо? Деньги?

— Наоборот.

— Что значит «наоборот»?

— Это значит, что именно я хочу вам предложить деньги.

— Ого! Случайная встреча становится чертовски занимательной! — промокая губы салфеткой, усмехнулся Смутный. — Валяйте.

— Я предлагаю вам ограбить банк «Славия» на Целетной улице.

Богумил рассмеялся, потёр нос и осведомился:

— А почему бы вам самому не заняться этим ремеслом?

— Это не по моей части. Я расскажу вам, как легко, быстро и безопасно проникнуть в банковское хранилище. Если вы воспользуетесь моим советом, то вам останется лишь вскрыть всего один металлический ящик, в котором некий клиент банка хранит интересующие меня документы. В другой ячейке, хранится старинный золотой крест. Повторяю, меня интересуют только документы из той самой ячейки. А крест — вам. Он и будет вашим вознаграждением.

— Предложение заманчивое, — вздохнул Смутный, — но оно не по мне. А что, если вы полицейский агент и меня сцапают с поличным?

— Во-первых, если бы я захотел, полиция вас бы уже арестовала; во-вторых, вы поймёте, что я не могу иметь отношения к полиции после того, как узнаете способ проникновения в банк, а в-третьих, вы ведь можете просто отказаться от моего предложения и продолжать наслаждаться обедом, разве не так?

— Доводы убедительные, — согласился вор, выпил ещё одну рюмку «Бехеровки», цокнул от удовольствия языком и спросил:

— Как же вам, сударь, удалось меня отыскать?

— В Праге хватает злачных мест, где добрые люди за сто крон посоветуют, как найти лучшего медвежатника империи, в особенности, если убедятся, что тот, кто им интересуется, сам из этого круга.

— Ха! И они вам поверили?

— Как видите. Сижу перед вами.

— Вы, случаем, в театре не служите?

— К счастью, нет. Актёр — существо подневольное. Он зависит от директора театра, режиссёра, антрепренёра… А я, как и вы, человек свободный. Пехотинец удачи, если хотите. Повезёт — хорошо, не повезёт — что ж, значит, сегодня не мой день.