Книга Край чудес, страница 30 – Ольга Птицева

– Ну и кто ты такой? – поинтересовалась Мага. – Сюда репортеры приходят. Нечасто, но бывает. Но по телику нас потом хрен увидишь.

– Мы не для телика фильм делаем, – объяснил Южин. – Для моего канала на ютубе.

Мага презрительно скривилась.

– Ты блогер, что ли?

– Типа того. – Южин оперся рукой на подоконник, теперь его локоть почти прикасался к локтю Маги, она почувствовала это и отстранилась.

Между ними уже происходило что-то скрытое от глаз. В их ленивых фразах и том, как они втягивали воздух, улавливая чужой запах и чужое тепло. Даже в паузах между словами. Кира никогда не умела поддерживать незримую игру. И это бесило, но особенно сильно и неожиданно злость вспыхнула здесь. Кира покосилась на Тараса, надеясь, что он украдкой скривится, мол, развели соплей, но тот завороженно продолжал снимать. Злость стала совсем горячей.

– И как? Смотрят тебя? – спросила Мага, покачивая ногой, к которой прижимался Лёнчик.

– Ну… – задумчиво протянул Южин. – Пара-тройка. Сотен. Тысяч. На самом деле почти восемьсот.

Мага застыла, быстро и испуганно глянула на Костика, которого все еще тискала Катька.

– Солидно, – попыталась ухмыльнуться она, но получилось не слишком уверенно. – Небось, бабла там немерено гребешь?

Южин неопределенно пожал плечами.

– Бывает. Но ты мне лучше скажи, какого черта вы тут тусуетесь? В грязи этой? Я вот не могу понять. Объяснишь?

Мага вздернула подбородок и будто стала выше ростом.

– Если надо объяснять, то не надо объяснять, – процедила она, склонилась над Лёнчиком. – Как ты там, дружок? У меня в кармане крыса, я нашел ее в лесу…

– Она дохлая и лысая, я домой ее несу, – продолжил за мальчика Южин. – Это мы уже слышали. А если расскажете мне пару местных историй, то поделюсь баблом, которое гребу. Согласны?

Мага не ответила, взъерошила волосы притихшему Лёнчику. Зато в углу лязгнул о бетон ножичек, и Жека Шахтер вышел на свет. Все лицо у него было усеяно маленькими кривыми татуировками – тигр с мячом, солнце со стрелами вместо лучей, обломок кирпича, Микки-Маус с пилой в руке.

– Куда говорить? – хмуро спросил он. – Только за косарь, лады?

Южин молча полез в карман и вытащил купюру. Жека схватил ее и сунул куда-то под мешковатое худи, точно снятое с чужого плеча. Кира с трудом отвела глаза от кровожадного Микки-Мауса на его левой щеке.

– Встань сюда, тут свет лучше, – попросила она.

Прожектор светил слабо, но ровно. Не дрожал, не мигал и не гудел. Отлично подходил для съемок.

– Скажи, крутой? – Катька оторвалась от Костика, которого успела прижать к стене. – На солнечной батарее! Мы его днем на крыше храним, а потом сюда тащим, и всю ночь светло.

«Что же вы тут по ночам делаете?» – хотела спросить Кира, но продавленный матрас в засаленных пятнах говорил сам за себя.

– Замолкни, – Жека оборвал восхищения Катьки. – Тут стоять?

Кира обернулась на Тараса, тот вытянул большой палец.

– Поехали, – разрешила Кира.

Жека приосанился.

– А чего говорить-то?

– Расскажи, почему тебя зовут Шахтером, – попросил Южин, продолжая сидеть на подоконнике.

Жека заулыбался и сразу перестал выглядеть гопником, чье фото висит на почетном стенде в детской комнате милиции.

– Так у меня туннели же, – объяснил он, скидывая капюшон.

Череп у него был лысым, мелкие тату расползались от лица вниз по шее. Жека потер щеки ладонями и дернул себя за мочки ушей, через дырки в них было видно противоположную стену.

– Маленький мальчик нашел автомат… – подал голос Лёнчик, но Мага на него цыкнула.

Южин спрыгнул с подоконника, встал позади Тараса, пристально посмотрел на Жеку, спросил:

– Как ты сюда попал?

Жека замялся, даже голову вжал в плечи. Пауза затянулась. Костик отпихнул от себя Катьку и подошел ближе.

– Да не волнуйся, – ободряюще сказал он, – рассказывай как есть.

Жека приободрился, посмотрел в камеру.

– Года три назад было. Я тогда по заброшкам угорал вообще. Усадьбы всякие, пионерлагерь в Раменском. На ГЭСке у «Теплого Стана» чуть ногу не сломал. – Он ухмыльнулся. – От ментов бежал, спотыкнулся – и ногой в дыру ливневки. Они думали меня в отделение везти, а поехали в травмпункт. Но я шастал один обычно. Или с пацанами из училища, но они не особо шарили. А потом познакомился с Рафом.

Кира следила, чтобы Жека не выходил из центра кадра, и выражение лица Южина ей видно не было, но громкий хруст, с которым тот сжал пальцы в кулак, она расслышала отчетливо. Южин стоял за спиной у Тараса и раскачивался на чуть согнутых ногах, будто готовился к прыжку.

– Раф меня сюда и привел. Показал, как чего. Ну я и остался. – Жека замолчал и покосился на Костика, тот ему кивнул.

На просвет прожектора уши проводника светились нежно-розовым. Кире даже захотелось сфотографировать их прозрачность, наполненную капиллярами и хрящами.

– А почему именно здесь? – спросил Южин, но Жека посмотрел на него растерянно. – Почему ты решил остаться именно здесь? Не в усадьбе какой-нибудь старой? Или на ГЭС – там точно же интересней.

– Да ни фига. – Жека осклабился. – Там заброшки как заброшки. А тут ХЗБ.

– И что? – не унимался Южин.

– И то. – Улыбка сошла с лица Жеки. – Послушал бы истории тутошние, не спрашивал бы.

– Ну так расскажи, – предложил Южин, не замечая, как напряглись желваки стоящего напротив камеры. – Расскажи нам самую жуткую историю. Может, мы тоже захотим остаться.

В углу нервно взвизгнула Катька – то ли засмеялась, то ли вскрикнула, но на нее никто не обратил внимания. Даже Лёнчик остался сидеть, прислонившись к ногам скучающей Маги.

– Жуткую, говоришь? – переспросил Жека. – Ну, давай жуткую. Тут крематорий в подвале должен был быть. Рядом с моргом. Пока строили, успели заложить печь, все как надо, клади жмура и поджигай. А потом стройку заморозили, туда-сюда. Короче, – он тяжело сглотнул, – крематорий так и не заработал. Ну, по официальной версии.

– А по неофициальной – печет не покладая рук?.. – вкрадчиво подсказал Южин.

Жека набычился, даже жилы на шее выступили.

– Языком не болтай, если не знаешь, – перебил он Южина. – Я своими глазами видел, как она гореть начинает. Жарко во всем южном секторе становится, понял? Если с края кто прыгнул, до утра потом туда ходить нельзя. Мало ли, ховринский был. Пока не прогорит, не узнаешь…

Жека говорил все тише и неразборчивее, а потом шагнул из кадра, залез рукой под худи и вытащил скомканную купюру.

– По фигне я тут растрепался, – пробубнил он. – Бери давай.