Книга Одна безумная ночь, страница 63 – Барбара Доусон Смит

Брэнд привлек Шарлотту к себе и уткнулся носом в ее лоб. Потом прикоснулся губами к щеке.

– Распутство требует надлежащей практики, Шер.

Она затаила дыхание и закрыла глаза. Потом вдруг сказала:

– Перестань, мы так не сможем разговаривать.

– Вот и хорошо, верно?

Он прикоснулся губами к ее губам. У них был необыкновенный вкус, богатый и загадочный, как у хорошего вина. Он ощутил лихорадку желания, затмевавшего реальность. Он хотел ее раздеть, увлечь в постель, хотел овладеть ею – возможно, таким образом ему удалось бы забыть о боли прошлого и предаться радостям настоящего.

Однако он не торопился. Не торопился, хотя и чувствовал, что она сдалась без сопротивления. Ему было приятно ощущать, как ее самоуверенность и раздражительность плавятся, превращаясь в мягкую податливость. Ее моментальная реакция уже сама по себе являлась наслаждением. Шарлотта не могла ему противостоять, и это служило утешением.

– Давай нарушим нормы морали, – пробормотал он, чуть отстранившись. – Я подарю тебе наслаждение, о котором ты и не мечтала.

Он принялся поглаживать ее груди сквозь тонкую ткань платья. Шарлотта тихонько вздохнула и положила руку поверх его ладони. Она вовсе не пыталась остановить его, но все же сказала:

– Брэнд, мы не можем. Мы не должны...

Она была права. Это походило на безумие. Но трепетная вибрация ее голоса только подхлестнула его желание.

– Нет, можем, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею. – И должны.

– Брэнд, пожалуйста. Кто-нибудь может зайти сюда.

– Я могу об этом позаботиться. – Он подошел к двери и повернул в замке ключ. Лязг металла словно вернул его к реальности, пробудил в нем голос разума.

Внутренний голос напомнил: «Шарлотта – не шлюха, услугами которой можно воспользоваться по первой прихоти. Она девственница, к тому же благородная дама».

На что он рассчитывал, задумывая ее совратить? Чуть дальше по коридору находились Розочки.

Проклятие! Положение безвыходное.

Он повернулся – и глазам своим не поверил. Шарлотта стояла у кровати и пыталась расстегнуть пуговицы на спине платья. Увидев, что он смотрит на нее, она бросила на него пылающий взгляд, исполненный мольбы.

– Пожалуйста, помоги мне, – проговорила она. – Я не могу достать остальные пуговицы.

Господи всемогущий! Он только что получил четыре туза! Тут платье немного сползло с ее плеча, и его взору открылась полная грудь, обтянутая кружевным корсетом.

В следующее мгновение он уже стоял у нее за спиной и расстегивал маленькие перламутровые пуговки.

– Я не понимаю... – пробормотал Брэнд. – Действительно... ничего не понимаю. Ведь ты же... только что ты мне отказывала.

Она бросила на него через плечо загадочный взгляд:

– Я решила, что не могу дальше жить, не зная.

Что за взгляд! Так смотрят женщины, сулящие плотскую усладу.

– И только-то? Ты решила принести мне в жертву свою девственность?

На губах Шарлотты промелькнула улыбка.

– Видишь ли, я давно об этом думала. Мне уже двадцать девять лет, и я не хочу умереть добродетельной старой девой.

Выходит, она смотрит на него как на подвернувшийся удобный случай. Но почему его это раздражает? Он всегда проповедовал именно эту философию – получать удовольствие и не задавать лишних вопросов.

Брэнд сомкнул руки вокруг ее тонкой талии. – Черт побери, Шер. Ты должна сказать «нет».

Она тихонько рассмеялась:

– Нет, нет и нет. Пожалуйста, не насилуй меня, коварный обольститель.

Он тоже рассмеялся:

– Шер, ты не должна дразнить мужчину.

Тут она наконец-то повернулась к нему лицом и, глядя ему в глаза, прошептала:

– Я ничего не могу с собой поделать, Брэнд. Я так давно о тебе мечтаю. Я вся истомилась.

В этот момент он утратил всякое представление о действительности, и от желания уберечь их обоих от этого безумства ничего не осталось. Возможно, это было неизбежно и предопределено свыше – с того самого момента, когда она, рано созревшая тринадцатилетняя девочка, уселась ему на колени и посмотрела на него влюбленными глазами. Что ж, в таком случае у него не было выбора, оставалось лишь подчиниться неизбежному...

Он снова ее поцеловал, – но на этот раз так, чтобы она почувствовала всю силу его страсти. И Шарлотта, привстав на цыпочки и прижавшись к нему всем телом, ответила на поцелуй. Его руки взлетели к ее волосам и, нащупав заколки, выпустили на свободу тяжелую шелковистую массу, волной скатившуюся по плечам до самой талии. И почти тотчас же платье соскользнуло вниз и упало на пол, к ее ногам. Он взялся за шнурки корсета и потянул. Но – проклятие! – его руки дрожали, и ему никак не удавалось справиться со столь простым делом, никогда не представлявшим трудности для такого искусного соблазнителя, каким он считался.

Когда же он наконец избавил Шарлотту от корсета, то замер в восхищении. Его старания были не напрасны. Только тонкое полотно сорочки прикрывало ее наготу. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали обольстительные формы с набухшими от желания сосками.

От желания, которое пробудил в ней он. Желания к нему. И только к нему.

Когда он отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею, она сделала какое-то судорожное движение – словно хотела спрятать руку за спину. Потом в смущении пробормотала:

– Мы не могли бы... забраться под одеяло?

Он тоже этого хотел. Забраться под одеяло, в кресло, лечь на пол, в любое другое место – куда она скажет. Он будет послушным, будет делать все, что она пожелает.

Но вместо этого он подвел Шарлотту к большому, во весь рост, зеркалу и прижал к себе спиной. Как же это мучительно – прижимать ее к себе, усмиряя порывы необузданной страсти. Было мучительно видеть под тонкой тканью сорочки интригующие тени и контуры, отраженные в зеркале.

В мерцании свечей была заметна паутина шрамов, покрывавших ее правую руку почти до самого плеча, – там кожа была гладкой и матовой. Но он почти не замечал ее руку, его взгляд был прикован к ее роскошным формам.

Шарлотта взглянула на себя и тут же отвернулась, прикусив нижнюю губу. Судя по всему, она испытывала смущение, хотя он ожидал от нее совсем другого.

Мысленно улыбнувшись, он повернул ее лицо к зеркалу и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее влажным губам.

– Посмотри на себя, – прошептал он ей в ухо. – Ты чертовски красивая.

– Вовсе нет, – пробормотала она в растерянности.

Он хотел съязвить, но вовремя прикусил язык. Вопрос был слишком для нее важный, чтобы относиться к нему легкомысленно. Хотя Шарлотта взирала на мир с гордым достоинством, она слишком тяжело переживала свое «несовершенство», словно не подозревала, что в мире существуют гораздо более страшные физические изъяны. Он нежно провел пальцами по ее обезображенной руке, потом поднес к губам покрытую шрамами кисть и поцеловал сначала ладонь, затем, поочередно, каждый пальчик.