
Онлайн книга «Зеркало и свет»
Генрих говорит: – Будь с нами кардинал… – И прикусывает язык. Он, Томас Кромвель, не поднимает глаз от документов. Совет встает. Воздух по-прежнему гудит от поздравлений. – Фиц, останьтесь, – говорит Генрих. – Кромвель? Гул затихает. Снизу и сверху доносится смех, – возможно, кардинал аплодирует откуда-то из-за примум мобиле. Мертвые смотрят на нас, болеют сердцем за то, чем занимались при жизни. Король говорит: – Джейн хочет совершить паломничество к гробнице Бекета. Хмурится. Кентербери напоминает о неприятном: именно там пророчица Элиза Бартон схватила короля за руку и предрекла тому скорую смерть. Однако Бартон повесили. А Генрих процветает. Бог опровергает лжепророков! – Конечно, мы поедем, – говорит Генрих. – Королева должна ехать куда пожелает, пока еще может путешествовать. Даже в Вулфхолл, если у нее будет такая прихоть. Но, милорд… милорд хранитель печати? Ему хочется положить руку королю на плечо. Он обливается потом в холодной комнате – советники унесли с собой тепло и веселье, а редкие лучи весеннего солнца, дрожащие на стене, не согревают. Король говорит: – Я… мои надежды… после стольких лет… я хочу быть уверен… Фиц поднимает брови. – Когда я женился на королеве… то есть до того, как я на ней женился… нет надобности напоминать вам обстоятельства, но не сомневайтесь, что я, хоть и спешил, постоянен в моих привязанностях… – Говорите, сэр, – просит Фицуильям. – Правда ли мы женаты? – спрашивает Генрих. – Когда я вступил в этот брак, для него не было никаких помех? – Вы имеете в виду, – говорит он, – ничего такого, связанного с королевой, что вам следовало бы знать? – Я убежден, у вас не было причин сомневаться в ее девственности, – растерянно произносит Фицуильям. Генрих слегка краснеет: – Ни малейших. Но точно ли вы, как мои советники, сделали все, что требовалось? Навели самые подробные справки? Вы убедились, что она абсолютно свободна? – Никаких помолвок не было, – говорит Фицуильям, – если это то, что тревожит ваше величество. – Но ведь к ней когда-то сватался Уильям Дормер? – Это было пустое, – говорит Фицуильям. – Ничего не было, – добавляет он. Фиц говорит: – Попросту говоря, сэр, семейство Дормеров сочло Сеймуров недостаточно… – …богатыми, – заканчивает он. – Так вы думаете, между ними ничего не было? – Король встает. – Если вы уверены. Потому что я должен быть уверен. Потому что я не могу снова начать надеяться, меня это убьет. Я потерял Ричмонда. У меня никогда не было законных сыновей. Я должен знать наверняка, что на сей раз все правильно. Что никто не усомнится в его законности. Я был терпелив. Воистину Господь теперь меня вознаградит. В глазах блещут слезы. Он, Кромвель, отворачивается, и Фицуильям отворачивается, чтобы не видеть, как они прольются. Однако король говорит: – Мне бы уже следовало вас знать, да, Сухарь? Уж если кто проверяет все досконально, то это вы. Генрих стискивает его плечо. В королевском прикосновении появилась новая магия. Через него передается видение Англии, какой она могла бы быть. Перед тобой Лондон, где по улицам разгуливают пророки, а на крышах теснятся ангелы; выходя из дома, смотришь вверх и слышишь в воздухе биение их крыл. На первом сеансе король едва может ступать под весом драгоценностей. – Как это лучше сделать, мастер Гольбейн? – Лицо серьезное, внимательное. Ганс машет рукой в сторону джентльменов, пажей, прихлебателей: стирает их с полотна. Комната пустеет. Место вокруг короля расчистилось. – Можно мне остаться? – спрашивает он. Генрих говорит: – Можете посидеть со мной, милорд Кромвель, но в разговоре я не нуждаюсь. Он улыбается: – Я останусь, если ваше величество уделит мне пять минут после того, как Ганс закончит. Генрих не отвечает: смотрит в пустоту с таким видом, будто размышляет о Боге. Он, государственный секретарь, уходит к окну, садится на табурет и углубляется в бумаги. Его спаниель плюхается у ног. В комнате ни звука, кроме тихого собачьего сопения, кроме каждого вдоха и выдоха короля, кроме шуршания одежды, словно она дышит вместе с королем, запаздывая на долю мгновения. За тишиной проступают другие звуки: шаги наверху, шарканье за дверью, ветерок, трогающий стекла в оконном переплете. То и дело он поглядывает на короля – не нужно ли чего. Через некоторое время король устает от Бога и начинает смотреть на своего министра: – Удивительно, что вы можете читать при таком свете. – Мне повезло. – Мм, – говорит король. – Вам нужно промывать глаза отваром руты. Ганс, рисуя, оттопыривает губы и цыкает зубом. Закусывает губу. Гудит себе под нос. Когда отходит от работы и выдыхает, то слышен присвист. Король говорит: – Может быть, стоит пригласить музыкантов. – Мастер Ганс вполне их заменяет, – отвечает он. – О чем вы хотели со мной поговорить, милорд хранитель печати? – О шотландском короле, с вашего дозволения. Как вам известно, он по-прежнему во Франции, никак не отплывет на родину с молодой супругой. Отец боится отпускать ее в морское путешествие. Говорят, она совсем хрупкая и прозрачная. Генрих фыркает: – Это шотландец боится. Весь дрожит. Хвастал, что Франциск вышибет из-под меня трон, а теперь должен считаться с последствиями. Ему страшно, что мои корабли захватят его, как только он выйдет из порта. – Да, но теперь он обращается к вашему величеству как джентльмен – хочет сократить путешествие по морю, высадиться в Дувре и просит охранную грамоту на проезд через ваши владения. Генрих говорит: – Чтобы его свита съедала все на своем пути и сеяла крамолу? Чтобы они проехали через северные графства под своими флагами? Он меня дураком считает? Ганс перестает гудеть себе под нос. Кашляет. Что ж. Была возможность примирить двух монархов, дядю и племянника. Теперь она упущена. Король кладет руку на рукоять кинжала. Спрашивает Ганса: – Так? – Идеально, – отвечает Ганс. Генрих чуть опускает плечи и сгибает колени. Когда позируешь, мышцы деревенеют, ноги перестают слушаться, локти кажутся чьими-то чужими. Чем сильнее король старается стоять неподвижно, тем больше переминается. Говорит: – Мне написали из Ирландии. Хотят, чтобы вы туда поехали, лорд Кромвель. Думают, вы сумеете навести там порядок. И наверное, вы сумели бы. |