Книга Дорогой интриг, страница 129 – Юлия Цыпленкова

Мне не хотелось смотреть на то, как государь целует руку женщине, которую привели ему для утех во благо другого рода. Его галантность была неприятна, сама белокурая баронесса раздражала, и мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями. До последнего момента я надеялась, что король не пригласит эту даму, однако пригласил…

— Ваша милость, — услышала я, но не обернулась, потому что рядом с ним уже была другая милость, и слова могли быть обращены к ней. — Баронесса Тенерис.

Повернув голову, я встретилась с изломленной бровью государя. После этого поднялась и присела в реверансе. И… он усадил свою гостью на мое место. Теперь рядом с государем сидела другая баронесса, для меня поставили кресло рядом с ней. Мне захотелось уйти, но сделать этого не позволял этикет и опасения, что так я разозлю короля, и без того негодовавшего после моей выходки у стола. На мгновение кровь бросилась мне в лицо от чувства унижения, а уже в следующий миг я поняла, что это ответ Его Величества на признание Дренга. И я успокоилась.

Устроившись в новом кресле, я благодарно улыбнулась государю. Он хмыкнул, сел сам и развернулся к баронессе Таркис так,  что теперь он мог видеть нас обеих.

— Как вы находите турнир, ваша милость? — спросил король, не у меня.

— О, Ваше Величество, он восхитителен! — восторженно произнесла женщина. — Как же хорошо, что вы придумали это развлечение. Я получаю огромное удовольствие. Но безумно жаль одного… — она замолчала, опустила глаза, но вскоре бросила на монарха кокетливый взгляд из-под ресниц, и он не стал разочаровывать даму и с готовностью спросил:

— Чего же, ваша милость?

— Я не смею сказать об этом, — заупрямилась баронесса, продолжая обстрел государя глазами.

— Чего же вы стыдитесь, ваша милость? — с любезной улыбкой спросил король. — Говорите же, не бойтесь.

Баронесса Таркис чуть изменила позу, всего чуть-чуть, но теперь ее грудь в глубоком декольте была похожа на предлагаемое лакеем блюдо, подставленное почти под нос Его Величеству. Его взгляд скользнул туда, куда ему предлагали заглянуть, после посмотрел в глаза ее милости прямым взглядом и спросил незнакомым мне тембром, живо напомнив урчащего кота:

— Так что же вас огорчает, ваша милость?

— Смею ли я признаться в этом…

— Приоткройте завес своей тайны, баронесса, — улыбнулся король.

За нашими спинами явственно хмыкнула герцогиня. Его Величество покосился на нее, но ее светлость уже с преувеличенным интересом взирала вниз на ристалище. Впрочем, сомнений не было, что она продолжает слушать.

— Меня огорчает, что там нет вас, государь, — с придыханием ответила женщина и подалась вперед. — Вы бы затмили всех остальных, Ваше Величество.

— Чем же? — полюбопытствовал тот.

— Вы так прекрасны, так восхитительны и мужественны государь, — продолжила выводить трели ее милость.

— Вот как, — король склонил голову: — Благодарю, баронесса. Шанриз, — вдруг обратился он ко мне. Я ответила вопросительным взглядом, и государь не без ехидства произнес: — А вы говорили, что я вовсе не красив, что у меня резкие черты лица.

— Но в мужественности я вам не отказала, Ваше Величество, — справедливо заметила я.

Кто-то ахнул, выдав, что слушает нас не только герцогиня. Баронесса Таркис, в священном ужасе на миг прикрыла губы кончиками пальцев, а после жарко заверила монарха:

— Но это неправда, государь. Вы необычайны хороши собой.

Король смотрел на меня с неприкрытой иронией, я пожала плечами и отвернулась, скрыв улыбку.

— Стало быть, я красив? — вопрос относился уже не ко мне.

— Я не посмела бы лгать вам, Ваше Величество, — ответила баронесса Таркис.

Тихо фыркнув, я устремила взгляд на ристалище. На арену вышел барон Гард. Он отсалютовал своему противнику рапирой и приготовился к поединку. Я подалась вперед, готовая следить за моим другом, наперсником и фаворитом на время турнира. Лицо барона было суровым, он всё еще злился, и причиной его гнева была я. Покачав головой, я перевела взгляд на графа Дренга, чей поединок начался раньше и всё еще продолжался.

— И все-таки он хорош, государь, — произнесла я, глядя на королевского любимца.

— Барон Гард? — уточнил монарх.

— На его милость я никогда не смотрела, как на мужчину, вы же знаете, государь, — укоризненно ответила я. — Я говорю о его сиятельстве, о графе Дренге.

— То есть в нем вы видите мужчину? — уточнил король.

— Невозможно не видеть то, что сразу бросается в глаза, — сказала я, продолжая увеличивать шансы Фьера на беспристрастное судейство. После повернула голову к своей соседке и спросила ее: — А как вы считаете, ваша милость?

— За сиянием величия государя я не вижу иных мужчин, — ответила она, бросив на меня короткий взгляд, и вновь сосредоточилась на повелителе Камерата.

— Отрадно слышать, — ответил король, но его тон в этот раз показался мне сухим и недовольным. Однако мое внимание уже было отдано Гарду, и что происходило рядом, я замечала лишь отстраненно.

Воздух был заполнен звоном стали. По ристалищу, в огороженном для них пространстве метались дуэлянты, разгоряченные схваткой. За ними зорко следили секунданты, отмечая попадания и возмутительную грубость. За последнее участник турнира лишался права продолжать состязание. Первое же шло в зачет будущей победы.

Противников на первый и последующие поединки определял жребий. Кроме последнего, когда дуэлянтов должно было остаться всего двое. Победителем оглашался устоявший, хвала Богам, всего лишь пропустивший меньше всего касаний рапиры к итогу состязаний. И по мере проходивших схваток, убирались лишние ограждения, освобождая всё больше пространства. К концу ристалище должно было полностью освободиться от натянутых веревок и тех, кто утерял всякую надежду на победу не только в этом состязании, но и во всем турнире. А пока исход был неясен, участники дрались так, будто от этого зависела их жизнь.

Гард, еще пылавший злостью и возмущением из-за той сцены, которую он застал у стола, бросился сразу в безрассудную атаку и поплатился, когда его секундант выкрикнул:

— Туше!

— Ох, Фьер, — прошептала я, подавшись вперед.

Он повернул голову к ложе, и я махнула рукой, показав, что всё еще с ним. Я бы и крикнула что-нибудь подбадривающее, но уже успела получить повеление не вести себя, как дикарка, и потому обошлась только этим взмахом. Барон отсалютовал мне шпагой, кивнул противнику, показав, что готов продолжить поединок, и больше не спешил. Похоже, почти сразу же пропущенный укол вернул разум его милости.

— Шанриз, — отвлек меня голос государя. — Так за кого же вы переживаете?

— За его милость, разумеется, Ваше Величество, — ответила я. — Что до графа, то я восхищаюсь его мастерством, потому что его невозможно игнорировать.