
Онлайн книга «Таматарха. Крест и Полумесяц»
– Как мы половцев Шарукана разбили, так купцы с Руси и из-за Студеного моря потоком по Днепру пошли, кто их там теперь тронет? А по Дону, наоборот, худо ходить стало. Куманы с той стороны за истребление своих родичей шибко озлились, что ни день, то нападение. Крепости еще держатся, а вот бродникам совсем худо стало. И помощи от дядьев никакой… Я понимающе кивнул. – Так что теперь тебя все вокруг винят. И в гибели рати, и в убытках торговых, и враждой с куманами попрекают вполголоса. Коль пошли бы все на брань с фрязями, так разговоры бы те притихли, но коли сейчас здесь останешься, боюсь я, что быть беде. Против меня никто не пойдет, но против тебя, чую, поклеп будет ежедневный, а там и до ядов хитрых недалеко аль до людей разбойных. Или вовсе вороги твои народ на расправу подобьют! Нет, воевода, сейчас тебе нужно хоть немного имя свое обелить. Но главное, – Ростислав твердо посмотрел мне в глаза, – людей на Дону нынче мало, усилить их практически некем. А половцы совсем уже страх потеряли, лезут на нашу сторону и днем, и ночью. Там действительно воевода такой нужен, чтобы на место ворогов поставить. Кроме тебя, таких нет! – А как же Ахсар? Ростислав мотнул головой: – Без Ахсара касоги дуреть начали. Ты думаешь, пока я считал, что ты мертв, я его просто так отослал? Мне ведь крепкая рука рядом была нужна как глоток воздуха, это понимать надо, а он что против ромеев, что против куманов показал себя храбрым воином и воеводой умелым. Не обижайся, но я бы его приблизил. Но как только он в Тмутаракань с дружиной малой прибыл, так в горах тут же начали нападать на священников и христиан вновь обращенных. – А печенегов из Таврии по Дону расселить? Побратим лишь оскалил зубы наполовину в усмешке, наполовину в гримасе: – Мысль хороша, да кто их заставит обжитые кочевья покинуть да на реке встать, откуда враги их заклятые местью грозятся? Тем более у наших клобуков умелых воев почитай не осталось, да и власть моя над ними нынче… Одно название. Так что как ни крути, а воеводой в Белую Вежу тебя, Андрей, отправлять, больше некого – иначе вовсе потеряем мы путь свой торговый! Утихомирь половцев, им нужно кровь пустить, да щедро! А тебе нужна громкая победа – и уж тогда мы сможем говорить о Танаисе. После короткой паузы Ростислав продолжил: – И не думай худого, я это давно замыслил, как узнал, что ты жив. Только после фрязи города отняли, и была у меня мысль с ними сладить попробовать. Думал я, – на лице государя явственно отразилась досада, но оно сразу же прояснилось, – что ты, может, что и придумаешь… Да ты, выходит, и придумал, и даже без брани! Так что по всему выходит – на Дону ты сейчас нужнее всего. Мне осталось лишь склонить голову в ответ на слова государя. Но вновь подняв на него взгляд, я тут же выдвинул условие: – Со мной пойдет сотня вернувшихся из Грузии лучников и все охотники, кто пожелает. – Хах, крепок, воевода! Крепок… Полсотни стрелков тебе даю, да сотню тех, кто вызовется пойти на Дон. – Хорошо, сотня охотников и восемь десятков лучников. Или делать на Дону мне нечего! Царь широко улыбнулся: – Лады! Завтра и собирайся, а после выступай не затягивая. – Уж медлить точно не стану! Побратим вновь усмехнулся, но уже более мягко – видимо, вспомнил о моей семье. Но тут же взгляд его затуманился, выдав погружение в собственные мысли, после чего Ростислав задал вопрос, который, как я думаю, волновал его последние полчаса: – Успеем с твоей придумкой о разбойниках, что фрязей прогонят? – Вели, государь, отправить в Танаис варягов хоть сотню да гонца к мастеру Калиннику, чтобы уже сейчас искал на побережье укромное место. Как только варяги прибудут, пусть ладьи рубят урманские, со змеями на носу, сколько могут. И казну золотую дай, да ладьи хоть две-три снаряди в Новгород – есть у меня человек надежный, так пусть он на север уже отправится да наемников, сколько можно, соберет. Если все так сделаем, мыслю – успеем! Июль 1069 г. от Рождества Христова Крепость Белая Вежа Крепкое, чуть влажное тело жены стремительно напряглось, на мгновение она откинулась назад – и тут же чуть слышно, сладко застонав, легла на меня, а моей щеки коснулись ее мягкие, шелковистые волосы. – Любимый… Поймав взгляд ее мерцающих при слабом огне глаз, я замер, будто растворяясь в их лучистой теплоте. Всего на мгновение – но оно в очередной раз всколыхнуло чувства, подзабытые за время разлуки, разжигая в груди пожар щемящей нежности и все еще неутоленной страсти. Рывком перевернувшись с Дали на укрытой мехами кошме, я подгреб ее под себя и с удовольствием припал губами к полной от молока груди, одновременно крепко стиснув налитые бедра женщины. Тонкие пальцы половчанки зарылись в мои волосы, нежно гладя их, а я подался вперед, так и не насытившись единением с женой… Наконец оторвавшись от нее, раскинувшейся на кошме с затуманившимся взором и видом насытившейся кошки, я осторожно лег рядом, стараясь не придавить ее руку. Дали убрала ее, одновременно переворачиваясь на бок, и с видимым удовольствием улыбнулась, поймав мой восторженный взгляд. Да, женщины у меня не было более восьми месяцев, и дикие своим накалом эмоции от близости с возлюбленной были отчасти связаны именно с разлукой. Но в то же время, удовлетворив страсть, я по-прежнему с наслаждением любуюсь наготой моей красавицы. Вторая беременность не прошла бесследно, но фигура Дали по-прежнему притягивает взгляд своей женственной красотой и гармоничными округлыми формами. Про таких здесь принято говорить «мед с молоком». – Ну что, нравлюсь? – Еще бы! Лукавая и одновременно ласковая улыбка Дали в очередной раз согрела душу – словно теплое лучистое солнышко. Приблизившись к жене, я очень нежно ее поцеловал, она ответила – раскованно, горячо. Я уже почувствовал, как кровь вновь начинает менять свой ток к низу живота, но тут возлюбленная отстранилась, внимательно, немного строго посмотрела мне в глаза и спросила с заметным волнением в голосе: – И что нас теперь ждет? Неожиданный вопрос. Наверное, поэтому я попробовал ответить шуткой: – Как что? Сына ты мне родила, дочку тоже, сегодня вот покрестили. Тебе нравится имя? – Мне нравится все, что ты делаешь. Ответ прозвучал немного двусмысленно, но тут половчанка, словно смакуя, тихо произнесла выбранное мной имя: – Саша, Сашенька… Александра. Красиво, очень красиво… Но ты правда хочешь остаться здесь? Странно слышать в голосе любимой женщины плохо скрытую надежду на то, чтобы мы действительно остались здесь, в Белой Веже. Жили круглый год в степняцком шатре, пусть и принадлежащем какому-то половецкому хану, воспитывали детей внутри каменной клетки да бились с куманами, стычки с которыми случаются едва ли не ежедневно. Зато подальше от Тмутаракани с ее интригами, лживой лестью и полными ненависти взглядами, устремленными в спину. В конце концов, Дали – половчанка, здесь ее настоящий дом. Да… Даже немного грустно ее разочаровывать. |