Книга Стеклянный меч, страница 87 – Виктория Авеярд

– Я о нем позабочусь, – уверяю я и быстро шагаю к дому.

Лори сначала следует за мной, но потом раздумывает и позволяет мне бежать впереди. Я даже не стараюсь скрыть тревогу: Кэла нелегко раскачать, и планирование его в норме успокаивает, даже радует. Что бы ни испортило ему настроение, это затрагивает и меня, гораздо сильнее, чем следует в канун атаки на тюрьму.

В убежище пусто – все тренируются во дворе. Даже дети пошли посмотреть, как взрослые учатся драться, стрелять и управлять своими способностями. Я рада, что они не путаются под ногами, не цепляются за руки и не лезут с глупыми вопросами о своем кумире – принце-изгнаннике. У меня, в отличие от Кэла, не хватает на детей терпения.

Завернув за угол, я чуть не врезаюсь в брата, который идет откуда-то со стороны спален. За ним следует Фарли, чему-то улыбаясь, но ее улыбка исчезает, как только она замечает меня.

Так.

– А, Мэра, – произносит она и, не останавливаясь, шагает дальше.

Шейд пытается сделать то же самое, но я вытягиваю руку и останавливаю его.

– Чем могу помочь? – спрашивает он.

Губы у него подергиваются, отчаянно борясь с лукавой кривой усмешкой.

Я пытаюсь смотреть на брата сердито, хотя бы только внешне.

– По идее, ты должен сейчас тренироваться.

– Волнуешься, что я мало упражняюсь? Уверяю тебя, Мэра, – говорит Шейд, подмигнув, – нам хватает.

Это ожидаемо. Фарли и Шейд уже давно неразлучны. Тем не менее я громко ахаю и шлепаю его по руке.

– Шейд Бэрроу!

– Да брось, все уже в курсе. Я не виноват, что ты не заметила.

– Мог бы мне и сказать! – выпаливаю я, цепляясь за первый предлог, чтобы выбранить его.

Шейд жмет плечами, продолжая ухмыляться.

– Типа, как ты сказала мне про Кэла?

– У нас…

«…все по-другому». Мы не прячемся посреди дня, да и ночью ничего особого не делаем. Но Шейд вскидывает руку, останавливая меня.

– Если ты не против, я не особо хочу знать, – говорит он. – А теперь извини, мне надо потренироваться, как ты и заметила.

Он удаляется, держа руки поднятыми, словно побежденный боец. Тщетно пытаясь подавить улыбку, я позволяю брату уйти. В моей груди распускается крохотный бутон счастья – такое незнакомое ощущение после долгих дней отчаяния. Я оберегаю его, как огонек свечи, пытаясь сделать так, чтобы он горел и жил. Но при взгляде на Кэла мой огонек тут же гаснет.

Он сидит на перевернутом ящике в нашей комнате, расстелив на коленях знакомую карту. Это оборотная сторона одной из карт полковника, теперь покрытая педантично выведенными линиями. План тюрьмы Коррос – во всяком случае, то, что сумела припомнить Кэмерон. Я не удивилась бы, увидев, что края бумаги дымятся, но Кэл удерживает свой огонь в пределах обугленной ямы в полу. Пламя отбрасывает танцующие алые отсветы, при которых нелегко читать, но Кэл сосредоточенно щурится. В углу лежит нетронутым мой мешок, полный навязчивых записок Мэйвена.

Я медленно подтаскиваю вторую коробку и сажусь рядом с Кэлом. Он как будто ничего не замечает, но я знаю, что это не так. Ничто не ускользает от его солдатского чутья. Когда я толкаю Кэла плечом, он, не отрывая глаз от карты, тихонько касается моей ноги. Меня окутывает тепло. Он не убирает руку, а я не отталкиваю ее. Никогда не смогу.

– Ну, что случилось? – спрашиваю я, положив голову ему на плечо.

«Так мне будет лучше видно карту».

– Не считая Мэйвена, его матери, плана этой чертовой дыры и того, что я ненавижу крольчатину? Да ничего, спасибо, что спросила.

Я хочу рассмеяться, но едва могу изобразить улыбку. Шутить не в обычае Кэла, особенно в такое время. Это дурновкусие в духе Килорна.

– Если хочешь знать, у Кэмерон стало получаться лучше.

– Да? – Голос Кэла гулко отзывается в груди и вибрирует во мне. – Поэтому ты здесь, вместо того чтобы заниматься с ней?

– Девочке надо перекусить, Кэл. Она – не кусок Молчаливого камня.

Он шипит, продолжая гневно смотреть на план Корроса.

– Не напоминай.

– Он только в камерах, Кэл, а не по всей тюрьме, – говорю я.

Надеюсь, принц меня услышит и соберется с силами настолько, чтобы выйти из этого странного состояния.

– С нами ничего плохого не случится, если только никто нас не запрет.

– Скажи это Килорну. – К моей досаде, Кэл усмехается собственной шутке, совсем как мальчишка.

А мы нуждаемся в бойце.

Он сильнее сжимает мое колено. Не до боли, но достаточно, чтобы в мыслях у него прояснело.

– Кэл? – Я смахиваю его руку, как паука. – Что с тобой такое?

Наконец он вскидывает голову и смотрит на меня. Он еще улыбается, но в его глазах нет ни на йоту веселья. Что-то мрачное заволакивает их, превращая Кэла в человека, которого я не знаю. Даже в Чаше Костей, перед тем как родной брат произнес ему смертный приговор, Кэл не был таким. Он был напуган, растерян – не принц, а преступник, – но оставался Кэлом. Тому человеку я могла доверять. Но теперь? Этот смеющийся парень с блудливыми руками и безнадежным взглядом – кто он такой?

– Хочешь список? – спрашивает Кэл, ухмыляясь еще шире, и что-то во мне щелкает.

Я бью его кулаком в плечо. Он массивен, но по инерции откидывается назад, застав меня врасплох. Мы вместе валимся на земляной пол. Кэл глухо стукается головой и рычит от боли. Когда он пытается встать, я нажимаю, надежно удерживая его под собой.

– Ты никуда не пойдешь, пока не опомнишься.

К моему удивлению, Кэл просто жмет плечами. Даже подмигивает.

– Это, по-твоему, стимул?

– Тьфу ты.

Некогда знатные дамы Норты упали бы в обморок, если бы принц Тиберий им подмигнул. А теперь меня просто тошнит, и я бью его еще раз, в живот. По крайней мере, у Кэла хватает ума молчать, и подмигивать он тоже, к счастью, перестает.

– А теперь объясни, в чем проблема.

То, что началось как ухмылка, превращается в оскал. Кэл откидывает голову назад. Он хмурит лоб и глядит в потолок. «Лучше так, чем валять дурака».

– Кэл, с нами в Коррос летят одиннадцать человек. Одиннадцать.

Он стискивает зубы. Кэл понимает, на что я намекаю. Одиннадцать человек, которые погибнут, если мы не справимся, и бесчисленные заключенные в Корросе – если мы их бросим.

– Мне тоже страшно. – Мой голос дрожит сильнее, чем хотелось бы. – Я не хочу подводить их, не хочу, чтобы они пострадали.

И вновь его рука нащупывает мою ногу. Но прикосновение Кэла не настойчиво, не назойливо. Это напоминание. «Я здесь».

– Но главное… – на острой грани правды у меня перехватывает дыхание, – я боюсь за себя. Я боюсь сонара, боюсь боли. Боюсь того, что сделает Элара, если я попадусь. Я знаю, что для нее я ценнее многих остальных, из-за того, что сделала и что МОГУ сделать. Мои лицо и имя имеют не меньше силы, чем моя молния, и поэтому я важна. Я – дорогая добыча.