Онлайн книга «Сибирские перекрестки»
|
За то время, что ему пришлось прождать на почтамте, он не мог найти себе места и поминутно выбегал покурить, чтобы унять волнение. Но вот наконец-то дали связь. Он заскочил в кабинку и дрожащими руками схватил трубку, в которой что-то шумело и щелкало. Потом раздался женский голос: «Говорите!» – с неприятным металлическим тембром, и на том конце провода, откуда-то издалека, прозвучал незнакомый мужской голос: «Алло, алло! Слушаю!» – Славка, здравствуй! Это я, Олег! – почти завопил в трубку он. – Алло! Славка! Ты меня слышишь?! – Да, слышу, – неуверенно протянул мужской голос. – Ты что, не узнаешь! Это же я – Олег Ивашинцев! – Нет, не узнаю! Какой Ивашинцев? – все так же неуверенно прозвучал в трубке голос. – Да ты что! Мы же с тобой вместе ездили в экспедицию! Не помнишь, что ли? – Нет, не помню!.. – Во даешь! Помнишь, до войны еще ездили в Чуйскую степь, впятером, вместе с Алексеем Ивановичем? Шофер еще был у нас – Филиппыч!.. – Олег! – закричал голос в трубке. – Так это ты? Что же сразу не сказал, что это ты! – Да я тебе про это только и говорю!.. – Где ты? Откуда звонишь? – Из Москвы. – А-а!.. – Славка, послушай, нам надо встретиться. – Давай, обязательно! – У меня дело к тебе – по той экспедиции. – А что – выкладывай? – По телефону не расскажешь… – Тогда приезжай. – Сейчас не могу, через месяц. – Хорошо, жду! – Славка, ты как живешь? С тобой ничего не случалось? – Да вроде бы нормально… А что могло случиться? – Да это так, к слову, – сказал Олег Борисович, подумав, что правильнее будет не тревожить раньше времени Славку рассказом про какие-то догадки и про судьбу бывших товарищей по экспедиции. – Славка, ты воевал? На фронте был? – А как же! Всю войну отмахал. Хм! Мне повезло – чистый, как стеклышко, ни царапины!.. – Ты где сейчас работаешь? – На стройке, прорабом. – Ты береги себя. – Хм! А что со мной может случиться после такой-то войны! Теперь – на гражданке. Ты что-то не договариваешь… Что случилось? – Да нет – ничего… Приеду, расскажу. Ну, давай, пока! – Жду! Телеграмму дай – встречу! – Пока, Славка! Через месяц Олег Борисович выехал в Киев, отправив перед этим Славке телеграмму. Однако на вокзале его никто не встретил. «Наверное, телеграмму не получил, а может, на работе», – подумал он, вспомнив к тому же, что была середина недели, взял такси и поехал к Славке на квартиру. На звонок дверь открыла невысокого роста женщина средних лет с нездоровым желтоватым цветом лица и отрешенным, отсутствующим взглядом темных печальных глаз. – Здравствуйте! Здесь живет Вячеслав Висляков? – спросил он, и неприятное предчувствие кольнуло его в груди. – А вы кто будете? – настороженно посмотрела на него женщина. – Я его старый приятель по студенчеству. Мы с ним еще до войны ездили в экспедицию. На Алтай… Женщина секунду все так же отрешенно смотрела на него, затем пригласила войти, провела в комнату и предложив стул, села напротив него. – Я слушаю вас. – Могу я видеть Вячеслава? – натянуто сказал Олег Борисович, не понимая, чем вызвана такая холодность приема. – А его нет. – Как нет?! – Нет совсем… Он умер… – Как умер! Не может быть! Я же с ним недавно говорил по телефону! Он же был совершенно здоровый! – торопливо заговорил Олег Борисович. – Да, он действительно был здоровым… – Как, как же это случилось? Как?! – Разбился, упал с дымовой трубы ТЭЦ и разбился… Дня через два после вашего звонка к нему на участок пришли молодые ребята из училища, монтажники, на стажировку. Он повел их на объект, а затем взял одного из них помощником и полез на трубу. Рабочих не хватало, срывались сроки, а объект надо было сдавать. Вот он и полез сам. А послать одного, молодого, не мог. Я же знаю его… И потом, он настолько был уверен, что с ним ничего не случится, теперь, на гражданке-то, что только посмеивался, когда я, бывало, говорила ему, чтобы он был поосторожнее там, на стройке. После войны он жил, как пьяный, думал, заговоренный. Такую войну прошел – и ничего. Подвела она его. Взяла свое… Разбился он ужасно: все было переломано… Кошмар какой-то!.. С каждым словом женщины у Олега Борисовича все ниже и ниже опускались плечи, как будто она не говорила, а замуровывала его живьем, укладывая вокруг него одно за другим бревна из тех самых лиственниц, срубом огораживая еще живого от всего мира, загоняя в рамки судьбы и больше уже не оставляя ни малейшей надежды на то, что все происшедшее с ними могло быть случайным совпадением. Подавленный всем навалившимся на него, он в тот же день уехал из Киева домой. * * * Олег Борисович долго колебался, рассказывать или нет про все то, что узнал за последнее время. Несколько раз он брался за ручку, собирался написать, хотя бы в тот же институт, где работал профессор, но окончательно так и не решился. Да и потом, кто ему поверит, что он не выдумал все это, что это не галлюцинации одинокого старого человека? Свидетелей-то ведь нет. В живых остался только он один. Кто поверит ему, кто будет сравнивать, сличать, что откопали они там, что думали, что говорили, и почему это могло отразиться на их последующей судьбе. Где доказательства, что все, им рассказанное, действительно было так. Память ведь – ненадежная штука, особенно в старости. Поэтому в конце концов он решил: пусть умрет с ним та тайна, что открылась ему о далекой каменистой, неуютной высокогорной степи, оставив ему одно-единственное утешение. Несмотря на многочисленные раны, воин с перебитым носом умер в глубокой старости. И если все его предположения правильны, то он тоже доживет до преклонных лет. «А Славке не следовало лезть на верхотуру», – иногда, вспоминая Славку, печально думал он о том, что зря не рассказал ему обо всем по телефону, не предупредил об опасности. «А расскажи я ему все, полез бы он после этого на трубу? Думаю, полез бы. И не потому, что не поверил бы мне, а потому что иначе не мог бы поступить. Так же, как я, не мог не встать, не оторваться от надежной земли и не пойти в ту атаку, в которой меня швырнуло близким разрывом гранаты, перебило коленную чашечку и осколком срезало нос». И еще подумалось ему: «Если действительно существует судьба и от нее никуда не уйти, то лучше пусть никто не знает ее до последнего своего часа. И не зная ее, не зная, что с ним может случиться, поступает свободно, по совести, предопределяя этим свою судьбу…» |