Онлайн книга «И весь мир в придачу»
|
– Его жена умерла?! – спросила Маруся с изумлением. Все это не лезло ни в какие ворота. Юрий Федорович Басалаев, сумасшедший – или не сумасшедший, кто его знает! – ученый, знаток инопланетных цивилизаций, смешной человек с растрепанной бороденкой и горящим взором, на самом деле злобное чудовище?! – Да нет, Маргошка жива, слава богу, но бабушка говорит, что он ее непременно уморит. А дед отвечает, что сейчас уже ничего не поделать, раньше нужно было лучше смотреть за ребенком. Это он в том смысле, что бабушка недосмотрела за Маргошкой! У деда всегда и во всем виновата бабушка. Слушай, может, квасу, а?.. Невозможная жара!.. – А Воскресенский? – бухнула Маруся. – Мишаня? – удивилась девица. – А что он? Мишаня – наш человек. – Подожди, – сказала Маруся. – Ты про академика Воскресенского говоришь? Агриппина достала из холодильника глиняный кувшин и поставила на стол. Кувшин сразу покрылся мелкими капельками, как будто седой ледяной сеткой, и она полезла в буфет за стаканами. – А ты про кого говоришь? В физике только один Воскресенский и есть – академик!.. Дедов любимый ученик. Он прикольный. Маруся недоверчиво посмотрела на безмятежную собеседницу. Академик Воскресенский прикольный?.. – Они с Басалаевым дружили? Агриппина залпом допила из стакана квас, икнула и уставилась на Марусю. – Ты что, с ума сошла? Дружили! Мишаня его терпеть не может! Как увидит, так сразу уходит. Пойду, говорит, от греха, а то ненароком в глаз ему дам. Квасу хочешь? Холодный! Маруся кивнула, и Агриппина налила ей. – Мужикам, что ли, отнести? – сама у себя спросила она. – Угорят они там, в колодце. Ты сиди, а я отнесу. Она ловко составила на поднос стаканы и кувшин и сбежала по ступенькам. Собака Грольш подумала, поднялась и поплелась за ней. Маруся вздохнула и оглянулась по сторонам. …Какая жизнь, подумалось ей. Как в викторианском романе, точно!.. Собаки, академики по имени Мишаня, ледяной квас, трельяжные окна, бабушка в Карловы Вары укатила. Разве можно так жить сегодня, сейчас?.. Но вот же люди, и они так именно… живут! Вон книжка забыта в качалке, фарфоровая миска на полу, видимо, из нее пьет собака, коричные яблоки в корзине, шлепанцы на пологих ступенях – один на верхней, а другой на нижней, видимо, сбросили впопыхах. Гриша как-то сказал, что все они живут в одном городе и в одно время, а такое впечатление, что на разных планетах. …Может, вторжение, предсказанное непонятным Басалаевым, началось уже давно? И часть мира захвачена враждебным, злобным, скользким инопланетным разумом, который вот-вот подчинит себе остатки человеческой цивилизации? И задача этого враждебного разума – начисто стереть из памяти Вселенной старые липы, дачные участки, людей, занятых любимым делом, доброту, бережное отношение к миру, порядочность, совесть, честь?.. …Может, этот дачный участок в Малаховке и есть передний край обороны и ни при чем скопления небесных тел, увиденные в объектив радиотелескопа? Тем более что, как выяснилось, у радиотелескопов не бывает объективов!.. На дорожке зазвучали голоса, послышались шаги, и Маруся почему-то вскочила. Со стороны клумбы показалась Агриппина, следом за ней Гриша – собственный Марусин Гриша – почему-то без футболки и без очков, с масляным пятном на лбу и переносице!.. – Ты мне просто покажи, где щиток, – говорил Гриша, – а там я разберусь. Не взглянув на Марусю, он зашел в дом, чем-то там пощелкал и заорал на весь сад: – Сергей Сергеич, включаю! – Давай!.. – донеслось через некоторое время как из-под земли, впрочем, из-под земли и донеслось! Вновь щелкнуло, и где-то в отдалении ровно и приглушенно загудело. – Ну?! – воскликнул Гриша тоном победителя. – Я же говорил! И сбежал с крыльца. – Кажется, сделали, – заметила Агриппина. – Ура!.. Из травы перед террасой приятно зацокало и застрекотало, вверх ударила водяная струя, и пошла раскручиваться поливалка!.. Бриллиантовые брызги повисли в воздухе, и сразу запахло свежестью. – Может, кофе сварить? – А? – Маруся завороженно смотрела, как солнце прыгает и кувыркается в каплях. – Или обедать? – А?.. – Деда, ну что? Починили? – Ты же видишь! – Крепкий, жилистый, загорелый, как астраханский рыбак, старикан в одних только вытянутых тренировочных штанах, подпоясанных солдатским ремнем, поднялся по ступеням на террасу, налил себе квасу и, не отрываясь, выпил. Полуголый Гриша тоже подошел и тоже выпил залпом. – Реле давления, чтоб его, – сказал старикан и налил себе еще. – Провод отгорел, – поддержал его Гриша и тоже налил. – Зачистили и прикрутили. – Бабушка правильно говорит, что насос менять давно пора, – влезла Агриппина. – Бабушке бы только менять! – гаркнул старикан. – А что там менять?! Еще послужит! – Ничего не нужно менять, – опять поддержал его Гриша. – Обедать, обедать, – приказал старикан, с наслаждением отдуваясь. – Пятый час! Граня, подавай! – Сей момент! – отвечала красавица Граня. – Ты бы штаны поприличней надел, деда! – А что такое? Ах да!.. – Он ни с того ни с сего поклонился Марусе. – Вы меня извините, барышня, я без галстука. – Да ничего, – пролепетала Маруся. – А я там в клумбе футболку забыл, – сообщил Гриша. – Граня, майку чистую ему принеси! Он свою уделал! – Да, сейчас, дед. – Там, за беседкой, летний душ, – сказал профессор Астров Грише. – Ты пойди ополоснись. Вода в баке прогрелась, лучше не придумаешь! Полотенца чистые на полке, а шлепанцы можешь вон те надеть. Иди, иди! А я сейчас… Они говорили, двигались, действовали, как будто не было ничего более естественного и правильного, чем отправлять незнакомого молодого человека в душ, потчевать обедом, выдавать ему из запасов чистую футболку!.. Гриша как ни в чем не бывало отправился в «летний душ», старикан куда-то делся, а Граня внесла тяжеленный поднос, уставленный тарелками и стаканами. Под мышкой у нее был какой-то ком. Она поставила поднос на стол и запулила в Марусю комом: – На, отнеси ему. Она совершенно чистая. Маруся поймала футболку и, оглядываясь на террасу, где Агриппина, напевая, расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы, пошла в глубину участка. Сосны здесь стояли просторно, широко, в зарослях бузины возилась и попискивала какая-то птица, и висел между деревьями полосатый гамак. «Летний душ» оказался далеко, у самого забора. До Маруси доносились шум льющейся воды и Гришино блаженное фырканье. |