Онлайн книга «Экспозиция чувств»
|
*** Впервые Саша встретилась с Корбусом в Центральном доме художника на Крымском Валу. Элем Арсеньевич заехал туда на выставку приятеля. Александра уже знала, как выглядит ее родственник, и все-таки была поражена его стильной старомодной элегантностью. – Ну-с, что нужно от меня прекрасной юной барышне? Портрет? Или целое портфолио для модельного агентства? Только я ничего гламурного не снимаю. – А я вас и не просила. – Да? Интересно, – глаза в сеточке разбегающихся морщин обрели цепкость художника, изучающего натуру. – Так чему же я обязан? – Меня поразила одна ваша работа. – Только одна? – Корбус разыграл обидчивое удивление и картинно приподнял седеющие брови. – Нет, не только. Но эта особенно. – И какая же, позвольте полюбопытствовать? – Женский портрет у зеркала. – Так вы, милая барышня, всерьез изучали мое творчество… Про эту работу сейчас уже мало кто помнит. Где это вы ее отыскали? – В Интернете, конечно. – Воистину, рукописи не горят, и карточки не исчезают. Значит, тот портрет можно найти на глобальной помойке? Уж и не знаю, радоваться мне или расстраиваться. А вы что присоветуете? – Я была рада, что нашла его. Там на портрете ваша любимая женщина? – Да, моя первая жена. Давненько это было, прошлый век. Для вас – далекая история. Неприлично спрашивать, но сколько вам? Двадцать? – Двадцать два. – Да, я тогда был чуть старше вашего. А Инна даже моложе. – Вы любили ее? – Инну? Странно, что вы спрашиваете… Разве этого на портрете не видно? – Видно. Но все-таки она – ваша первая жена, но не единственная. – А вот это уже не вашего ума дело, милая барышня. Мне, несомненно, льстит внимание такой очаровательной юной особы… И все-таки хотелось бы знать, в чем причина вашего интереса ко мне. Я уже старый волк и не верю в бескорыстие. Вы журналистка? – Хотите знать, какая у меня фамилия? – А она что-то объясняет? Неужели Путина? – Нет, не Путина. Корбус. – Ту-ту-ту… Весьма неожиданно. А по батюшке вас как величают? – Федоровна. – Вот как… Значит, Федькина дочка. И внучка Инны. Забавно, – мужчина внезапно отбросил всю свою церемонность. – Так вот почему тебя так заинтересовал Иннин портрет. А я-то размечтался… – Но мне он действительно очень понравился. Он очень крутой. Мне вообще очень нравятся ваши работы. – Крутой… Ну и на том спасибо, – Корбус растерянно молчал, не зная, о чем говорить. – Значит, у нас сегодня встреча потомков с предками. И как? Не разочарована? – А вы? – Ну, не вы, а ты, если уж мы с тобой такие близкие родственники. И как я могу быть разочарован, если моя внучка – красавица. – Неправда, никакая я не красавица. Вот бабуля… – Ну, это уж позволь мне судить. Уж в чем-чем, а в женской красоте я понимаю побольше твоего! Ну, как живешь, девочка, чем занимаешься? Что положено спрашивать при знакомстве? – Положено? А вам самому ничего про меня не интересно? – Это Инна тебя так обработала? Что я знать тебя не хочу? Ты, кстати, сказала ей, что встречаешься со мной? – Нет. Бабуля не хотела, чтобы я… – Понятно. А ты захотела. Зачем? Из чувства протеста? – Нет. Просто я снимаю. И я увидела ваши работы. *** – Значит, когда вы познакомились, ты уже снимала… – Ну да, если это можно так назвать. Всякие картинки позорные. Сейчас же все снимают. Телефоном. Элем от этого просто бесится. Он говорит, что фотографировать телефоном все равно что музицировать на пылесосе. Так и называет плохие работы – «телефонное творчество». – Но есть же Инстаграмм? Это уже всеми признанное самостоятельное направление фотографии. – Есть. Но дед этого не одобряет. – А ты показывала ему свои картинки? Что он сказал? – Не буду повторять, все равно при публикации вымарывать придется. Я и сама теперь понимаю, насколько он был прав. Он только в прошлом году позволил мне послать работу на конкурс. Как раз на «Best of Russia». Даже не так: не позволил, а настоял. – У него что, в жюри были свои люди? – Ты что, с ума сошла? Даже если б и были, он и пальцем не пошевелил бы! В искусстве у Элема все по «гамбургскому счету». – Сорри. Твоя работа на самом деле лучшая. Шикарная фотка! Саша передернулась и скривила лицо: – Бр-р-р, не употребляй при мне этого поносного слова! Сказать в присутствии фотографа «фотка» все равно, что выматериться на светском приеме. Это из лексикона тех, кто «музицирует на пылесосе»! Дед про хорошие работы говорит «хорошая карточка». – Сорри еще раз! Пусть будет «хорошая карточка». Расскажи, как ты ее сняла? – Обычно. Просто оказалась в нужное время в нужном месте. Да еще и с камерой. Повезло. – А что ты еще снимаешь? – Много всего: свадьбы, портреты, деток, даже легкую будуарную эротику. Но тащусь-то я от стрита 20. – Почему именно от стрита? – Почему? Наверное, потому, что стрит – это как рулетка. Игра с судьбой. – Это как? Когда Сашка заговорила о своей большой любви, глаза ее загорелись восторженным блеском, а лицо засветилось внутренним светом вдохновения. – Ну, понимаешь, – втолковывала она Алле. – В студии – там все понятно: там фотограф выстраивает композицию кадра, выбирает ракурс, ставит свет, выставляет режим съемки, нажимает на кнопку и получает свою картинку – ровно такой, какой он сам ее придумал. А в стрите все по-другому. Там на улицах бурлит жизнь, сама по себе бурлит, и ничего от меня не зависит. Там композиции строит… Великий композитор. А я должна всего лишь увидеть, распознать его шедевр… И, если очень повезет, успеть поймать мгновение, прекрасное или ужасное. – Вау! Как это… концептуально. – Но это правда! Те, кто занимаются стритом по природе своей охотники. Для нас главное – это добыча. Я, когда снимаю, не чувствую ни холода, ни голода, ни усталости. Знаешь, иногда можно целый день промотаться по улицам, и не подстрелить ничего стоящего. А иногда с первого кадра прет: картинка за картинкой. Но в любом случае, стрит-фотограф не художник. Мы все – охотники. – Не верю! На улицах снимают практически все. А великих стрит-фотографов единицы. Наверное, эти избранные все-таки художники? |