Книга Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына, страница 17 – Дэвид Шефф

Карен сидела на диване в гостиной, склонившись над альбомом, и рисовала тушью. Джаспер спал рядом с ней на диване. Он лежал на спине, ручки сжаты в крошечные кулачки.

Я подошел к ней, и она подняла глаза.

Я показал ей марихуану.

– Что это? Где ты взял?.. – А затем: – Что? Ты нашел это у Ника?

Вопрос звучал скорее как утверждение. Она все поняла.

Как обычно, я подавил панику, стараясь не дать ей разволноваться.

– Все будет хорошо. Когда-нибудь это должно было случиться. Мы справимся.

Я позвал мальчиков. Они подошли. Ник держал в руках мяч и тяжело дышал.

– Мне нужно поговорить с вами.

Они посмотрели на марихуану на моей ладони.

– Ой, – произнес Ник. Он слегка напрягся и замер в ожидании, демонстрируя покорность. Мундог подошел к Нику, тычась носом в его ногу. Ник не из тех, кто стал бы отрицать очевидное. Он робко взглянул на меня широко распахнутыми испуганными глазами, пытаясь оценить, насколько серьезно он влип.

– Идите в дом.

Мы с Карен стояли перед мальчиками. Я смотрел на нее в поисках поддержки, но она была в таком же замешательстве, что и я. Меня потрясло не столько открытие, что Ник курит марихуану, сколько то, что я не имел об этом ни малейшего понятия.

– Как давно вы курите эту дрянь?

Загнанные в угол мальчишки обменялись взглядами.

– Мы в первый раз купили это, – сказал Ник. – А раньше пробовали один раз.

В голове вертелась мысль: верю ли я ему? Эта мысль о недоверии меня смущала. Никогда раньше я об этом не задумывался. Ну конечно, я ему верил. Он не стал бы врать мне. Или стал бы? Я знал родителей, чьи дети постоянно попадали в неприятности в школе и дома. И больше всего удручало то, что эти ситуации были связаны с обманом.

– Расскажи, как это случилось.

Я смотрел на товарища Ника, который не проронил ни слова. Тот не поднимал глаз. Ник ответил за обоих:

– Все это делают.

– Все?

– Почти все.

Ник не отрывал глаз от собственных пальцев, растопыренных на столе. Наконец он сжал их и засунул кулаки в карман.

– Где вы это достали?

– Просто у какого-то парня.

– У кого?

– Неважно.

– Нет, как раз это важно.

Они назвали имя мальчика.

– Мы просто хотели посмотреть, как это выглядит, – сказал Ник.

– Ну и как?

– Ничего особенного.

Приятель Ника спросил, буду ли я звонить его родителям. Когда я ответил утвердительно, он умолял не делать этого. «Извини, но они должны об этом знать. Я позвоню им и отвезу тебя домой».

Ник спросил:

– А как же ночевка?

Я сердито взглянул на него:

– Отвезем его домой, а потом мы с тобой поговорим.

Он все так же смотрел в пол.

Я позвонил родителям мальчика, и его отец поблагодарил меня за предупреждение. Он сказал, что встревожен, но не особенно удивлен. «Мы уже пережили это с нашими старшими детьми. Подозреваю, что все они проходят через это. Мы с ним поговорим». В его голосе слышалась обреченность, когда он добавил: «Мы столько работаем. Мы просто не в состоянии уследить за ним».

Когда я позвонил матери мальчика, продававшего марихуану, она впала в ярость и категорически отказалась признавать, что ее сын замешан в чем-то подобном. Она обвинила Ника и его приятеля в том, что они пытаются втянуть ее сына в неприятности.

Когда мы с Ником остались одни, всем своим видом он выражал раскаяние. Он кивнул, когда я сказал ему, что мы с Карен приняли решение ограничить его свободу передвижения: «Ладно, я понимаю».

Мы рассуждали так. Мы не хотим перегибать палку, но еще больше мы не хотим пускать все на самотек. Мы назначаем наказание, тем самым демонстрируя, насколько серьезно мы воспринимаем нарушение правил, принятых в нашей семье и в наших взаимоотношениях. Любые действия влекут за собой последствия, и мы надеемся, что наше решение вполне соответствует тяжести совершенного проступка. Вдобавок ко всему я с подозрением отношусь к его новому кругу друзей. Я понимаю, что не могу выбирать, с кем ему дружить, запреты могут только сделать эту дружбу более желанной, но по крайней мере я могу свести к минимуму время общения с ними. И еще. Я просто хочу понаблюдать за ним. Попытаться понять, что все-таки с ним происходит.

– И сколько будет продолжаться мое заточение?

– Посмотрим, как будут обстоять дела в ближайшую пару недель.

Мы сели на диваны друг напротив друга. Казалось, наказание действительно отрезвило Ника. Я спросил:

– Почему у тебя возникло желание попробовать травку? Не так давно сама идея что-то курить – даже сигареты, не говоря уж о марихуане, – вызывала у тебя отторжение. Вам с Томасом (я упомянул одного из его городских друзей) даже попадало за то, что вы выбрасывали сигареты его мамы.

– Не знаю.

Он взял красную ручку с кофейного столика и начал заштриховывать что-то на сегодняшней газете.

– Наверное, из любопытства.

Минуту спустя он произнес:

– В любом случае мне не понравилось. Это вызвало у меня какое-то ощущение… Не знаю. Странное, необычное.

Затем он добавил:

– Тебе не стоит беспокоиться. Я больше не стану пробовать.

– Как насчет других наркотиков? Пробовал еще что-нибудь?

Его недоуменный взгляд убедил меня в том, что он говорит правду.

– Я знаю, это было глупо, – сказал он, – но не совсем уж я дурак.

– А алкоголь? Ты случайно не начал выпивать?

Он некоторое время обдумывал ответ.

– Мы надрались. Один раз. Мы с Филиппом. Это было, когда мы ездили кататься на лыжах.

– На озеро Тахо?

Он кивнул.

Я припомнил те длинные выходные в середине зимы, перед рождением Джаспера. Мы разрешили Нику пригласить с собой Филиппа, его друга, который нам нравился, милого, легкого в общении мальчика маленького росточка, с волосами, падающими на лоб. Мы дружили с его родителями.

Мы приехали в горы вечером, прямо перед тем, как снежная буря отрезала все дороги. Утром сосны были обсыпаны снегом. Ник и раньше катался на лыжах, но на этот раз они с Филиппом решили попробовать себя в сноубординге. Будучи довольно опытным серфингистом, Ник думал, что переключиться будет нетрудно. «Вместо воды ты рассекаешь снег, – объяснял он. – И тут и там все дело в сохранении баланса и в силе тяжести». Может, оно и так, но большую часть времени он просто кувыркался по склону, пока наконец не разобрался, что к чему.