
Онлайн книга «Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына»
Физически я присутствовал на празднике, но мыслями был далеко. Есть такое выражение: родители могут быть счастливы только тогда, когда счастлив их самый несчастный ребенок. Боюсь, это чистая правда. Ко мне подбежала запыхавшаяся Дэйзи. – Ты нужен нашей команде, – сказала она. – Пойдем. Она схватила меня за руку и заставила участвовать в игре. В течение следующей недели снова не было никаких вестей, а потом Ник позвонил своему крестному. Тот пригласил его к себе в дом, расположенный в окрестностях Твин-Пикс. Придя в ужас от внешнего вида Ника («Подует ветер посильнее и просто унесет его»), он приготовил ему тушеное мясо, которое тот жадно проглотил. Он умолял Ника обратиться за помощью. Ник уверял, что с ним все будет хорошо, что он уже не употребляет, что ему просто нужно пожить немного одному. Когда Ник ушел, мой товарищ позвонил нам. – По крайней мере я заставил его поесть, – закончил он свой рассказ. Прошло еще две недели, и опять никаких вестей, только постоянное состояние тревоги. Снова я обзванивал тюрьмы, чтобы узнать, не арестовали ли его. Снова я обзванивал отделения неотложной помощи. Потом мы узнали, что брат Карен видел его – или ему показалось, что видел, – на Хейт-стрит. Он сидел, съежившись на углу улицы, вид у него был бомжеватый, дерганый и подозрительный. Я был в совершенно невменяемом состоянии: ничего не понимал, сходил с ума от страха. Вся моя прошлая жизнь не подготовила меня к этой парализующей тревоге, когда не знаешь, где находится твой сын. Я представлял себе Ника на улицах Сан-Франциско, загнанного, как дикий зверь, раненого и доведенного до отчаяния. Подобно некоему свихнувшемуся анестезиологу, который руководит операцией на собственном мозге, Ник пытается управлять потоком наркотиков в своем организме, чтобы словить кайф. Но очень быстро речь начинает идти уже не столько о состоянии эйфории, сколько о том, чтобы избежать адских мучений абстинентного синдрома, или «ломки». В ящике его старого письменного стола я нашел запись в дневнике, где перечислено дневное «меню»: 11/2 г спида (метамфетамина?); 1/8 унции грибов; 2 клонопина; 3 кодеина; 2 валиума; 2 дозы экстази. Я закрыл дневник и ушел из его комнаты. Сел в кабинете и попытался заставить себя писать. Но на меня напал полный ступор. Карен пришла в кабинет, увидела, что я сижу, уставившись в пространство, и вздохнула. В руках у нее был листочек бумаги. – Взгляни, – сказала она, протягивая мне оплаченный чек. Он выписан на имя Ника. Корявая подпись – явная подделка. – Он не стал бы этого делать… Говоря это, я понимаю, что ошибаюсь. Карен искренне любит Ника, но она в шоке, она оскорблена и рассержена. – Бедный Ник, – говорю я. – Он бы этого не сделал, если бы был в здравом уме. – Бедный Ник? Она разгневанно повернулась и собралась уйти. Я крикнул ей вслед: – Но это не Ник. Она посмотрела на меня и покачала головой. Ей не хотелось снова слушать это. Я больше не мог искать и находить оправдания его поступкам. Прошло еще несколько ночей, полных терзаний и страха. И вот вечером, когда дети заснули после того, как Карен прочитала им очередную историю из «Тысячи и одной ночи», сама она легла в постель с газетой, а я писал в кабинете, мне послышался какой-то звук. Неужели открывается входная дверь? С колотящимся сердцем я пошел посмотреть, в чем дело, и в коридоре столкнулся с Ником. Он едва пробормотал «привет» и поспешно прошел мимо, направляясь в свою комнату. Но остановился, когда я окликнул его: – Ник? Где ты пропадал? Мой вопрос вывел его из себя, и он огрызнулся: – В чем проблема? – Я задал тебе вопрос: где ты был? Он продемонстрировал невероятное возмущение, потом оглянулся через плечо, пробормотал: «Нигде», – и пошел дальше. – Ник! Я последовал за ним, вошел в прокуренную красную пещеру, где Ник стал выдвигать и задвигать ящики комода. Потом он обшарил глазами книжные полки и шкаф. На нем была полинявшая красная футболка и рваные джинсы. Шнурки на красных кедах «перселл» были развязаны, носки отсутствовали. Ник действовал лихорадочно. Он явно что-то искал: вероятно, деньги или наркотики. – Что ты делаешь? Он злобно взглянул на меня. – Не волнуйся, – процедил он. – Я ничего не употребляю уже пять дней. Я схватил его сумку, которую он поставил на кровать, расстегнул молнию и начал обшаривать карманы одежды, вытряхивать носки, одеяла, раскрутил фонарик. В нем были только батарейки. Пока я все это лихорадочно проделывал, Ник стоял, опершись о дверной косяк, равнодушно наблюдая за мной, скрестив руки на груди. Наконец с едва заметной горькой усмешкой он сказал: – Можешь остановиться. Достаточно. Он собрал в кучу одежду, запихал обратно в сумку. – Я ухожу. Я попросил его сесть и все обсудить. – Если ты собираешься снова говорить о клинике, то тут говорить не о чем. – Ник… – Мне нечего сказать. – Ты должен попробовать еще раз. Ник. Посмотри на меня. Он отвел глаза. – Ты впустую растрачиваешь свою жизнь. – Это моя жизнь, как хочу, так и растрачиваю. – Не выбрасывай ее на помойку. – А нечего выбрасывать. – Ник! Он протиснулся мимо меня и, не поднимая глаз, небрежно бросил: – Мне жаль. И поспешно прошел через холл. Проходя мимо Карен, он сказал: – Привет, мам. Она непонимающе уставилась на него. Карен стояла рядом со мной, все еще держа в руках газету. Мы смотрели из окна, как он уходил все дальше по безлюдной улице. Что я мог сделать, кроме как остановить и попытаться переубедить его? Мне хотелось удержать его. Я боялся мучительной пустоты и тревоги, которая вновь будет преследовать меня и отнимать последние силы. И тем не менее я ничего не сделал. На часах было четыре утра. Сон испарился. Я знаю, что так просыпаются и многие другие родители наркозависимых детей, пропадающих неизвестно где. Еще одна бесконечная ночь. Внезапно я вспомнил, что сегодня день рождения Ника. Моему сыну исполняется двадцать лет. Я старался подавить острое желание пересмотреть свои действия и раскритиковать себя задним числом. Наверняка я мог попробовать что-то сделать. Нельзя было отпускать его. Надо постараться его найти. |