Книга Добровольно проданная, страница 49 – Наталья Шагаева

Что это все не ради долга. Или ради того, чтобы уберечь нас. Хочется понять, что в его раненом сердце есть место для меня, как для любимой. Я ни в коем случае не хочу потеснить там память о его семье, но хочу занять там свое место. Эгоистично хочу его душу и тогда я отдам ему в руки свою.

— Маму возьмем с собой, там климат лучше, ей на пользу.

— Ты сделал нам документы, но не спросил, хочу ли я… — недоговариваю, внутри меня разрастается что-то очень болезненное. — Ты не пожелал увидеться со мной в роддоме, но приехал, когда Артем перешел границы дозволенного. Ты думаешь о себе и своем равновесии, а о моем не думаешь… Когда между нами стоял контракт, это была неоспоримая истина, я не имела права на собственное мнение, но теперь контракта нет. И я могу сказать, что мне больно…

— Тебе со мной было больно?

— По-разному, — усмехаюсь, вспоминая наше прошлое. — Вначале страшно и больно, потом сладко и волнительно, а потом опять больно и невыносимо.

Адамади разворачивается ко мне и протягивает руку, помогая подняться, притягивает к себе, обвивает рукой талию, прижимает к своему телу и прикасается лбом к моему лбу.

— Нужно ехать, София. Это не предложение — констатация факта. Хочешь — принимай, хочешь — нет. Я вас не оставлю, — как всегда в приказном тоне говорит он, а у меня голова кружится от его властного голоса, от сильных рук, запаха. Накатывают воспоминания о том, как раньше он брал меня, не спрашивая разрешения, как вырывал из меня удовольствие, как управлял, и подкашиваются ноги. Но мое наваждение рассеивается, как только начинает плакать Саша. Его нужно переодеть.

Адамади отпускает меня и наблюдает, как суечусь, перекладывая ребенка на пеленальный столик.

— Мне нужно время подумать, наедине, без тебя. С тобой рядом я не могу, ты давишь. Дай мне глотнуть воздуха и принять решение самой, — прошу я и смотрю только на сына, потому что, если он поймает мой взгляд, я сдамся, попаду в омут его стальных глаз и безвольно на все соглашусь. Константин молчит, слышна лишь его тяжелое дыхание, будто что-то решает для себя. Переодеваю сына, начиная укачивать.

— У меня остались кое-какие дела, даю тебе неделю. А потом мы уезжаем, — категорично заявляет Адамади, подходит к нам, наклоняется, целует сына, еще раз глубоко вдыхает. — Тебя теперь охраняет Андрей, он внизу в черном внедорожнике, — холодно сообщает он и уходит.

— Что я наделала? — говорю сыну, стараясь не плакать. — Какое к черту время?! Я же все равно не смогу без него. И тебе нужен отец. Тем более вы нашли общий язык, вы чувствуете друг друга. Да? Общаетесь без меня? Секреты у вас? — усмехаюсь сквозь слезы, продолжая укачивать Сашеньку, и пытаюсь собрать остатки гордости и достоинства, — Ему стоило сказать три слова. Я тебя люблю. И все было бы иначе.

С нашей встречи прошло ровно шесть дней и пять часов, Саша и мама спят, за окном давно темно, а я сижу в гостиной и смотрю в окно, Комнату освещает лишь подсветка в зоне кухни. Я не хочу, чтобы он меня видел в свои камеры, Кутаюсь в плед, потому что холодно. Знобит, словно я заболела. Но со мной все в порядке. Это душевная болезнь. Кручу в пальцах подвеску, подаренную Константином на Новый год, перекатывая камушки и думая о том, что больше не могу без этого холодного мужчины.

Ну и что, что моя любовь сильнее, Разве это важно? Если я требую от него чего-то, то это уже рыночные отношения. Разве я смогу ему противостоять? Нет. Да и не захочу, Я требую от него невозможного? Как говорила Регина: нужно быть хитрее. Нужно отогреть его сердце и разогнать фобии, А если не получится? Всю жизнь мерзнуть в его ледяных глазах? А без него еще холоднее. И постоянно ноет в груди, уже невыносимо, и дышать трудно. Раньше справлялась без него, получалось держать тоску где-то очень глубоко, а сейчас, словно что-то оборвалось. Стоило увидеть его, вдохнуть запах — и все, терпеть больше невыносимо.

Меня ломает.

Да кому я лгу? Я давно сломалась,

Нет, я уже не виню его ни за что. Все понятно и обосновано,

Нет претензий и упреков.

Нет горечи, нет злости.

Есть только тоска и хандра.

Мне вдруг хочется вновь его увидеть. Преодолеть страх и заглянуть Константину в глаза. Увидеть там то, ради чего я побегу на край света.

Встаю с места и поднимаюсь наверх. Тихонько открываю шкаф, надеваю черные колготки, белое шерстяное платье, водолазку и заплетаю косу. Подхожу к маме и аккуратно ее бужу, поглаживая по плечу.

— Мамочка, я уеду на несколько часов, — шепчу ей, старясь не разбудить Сашеньку. — Там мое молоко в холодильнике.

Мама сонно моргает, осматривая меня.

— Ты куда? На ночь глядя?

— К нему, мам. Мне очень надо,

— Уверена? — спрашивает, всматриваясь в глаза. Киваю, кусая губы. — Тогда иди, мы справимся, — мама поглаживает меня по руке, одобряя.

— Спасибо, мамочка, — целую ее в щеку и выхожу из комнаты.

Надеваю легкую куртку, обувь и покидаю квартиру, Спускаюсь вниз и подхожу к машине моего нового охранника, Он замечает меня и вылетает из машины.

— Что-то случилось? — взволнованно оглядывается,

— Ничего, отвезите меня в дом к Константину Александровичу, — сообщаю я и сажусь в машину на заднее сиденье, Парень без разговоров кивает, садится за руль и выезжает со двора. Не знаю, следит ли он за мной сейчас и знает ли, что я еду к нему, мне все равно, я хочу заглянуть ему в глаза и понять, как жить дальше.

Дорога не близкая, и за это время я успела впасть в панику. То мне хотелось вернуться домой, то побыстрее попасть к Константину. Я сгрызла ногти и искусала губы. Сердце стучало так, что, казалось, выпрыгнет из груди,

А когда въехали во двор, то на меня обрушилась лавина воспоминаний. Немного больше года назад я впервые приехала сюда, И мне опять так же волнительно и страшно. И как тогда, я не знаю, что меня ждет там, внутри этого огромного дома.

Мой охранник тормозит возле освещённого главного входа и спешит открыть дверь. Игнорирую его и выхожу сама, Поднимаюсь по лестнице и поднимаю глаза на окна своей комнаты. Сколько раз смотрела в это окно в ожидании Адамади, то со страхом ожидая его появления, то с трепетом.

Глубоко вдыхаю и вхожу. Ожидаю увидеть прежнюю обстановку и окончательно окунуться в атмосферу этого дома. По сути, я провела здесь совсем недолго, а кажется, с ним много связано. Целая жизнь. Но нет… В доме холодно, горят лишь светильники, вся мебель накрыта черными чехлами. Словно кто-то умер. Жутко идти к темной лестнице, но я пытаюсь справиться с собой. Замечаю полоску света из кабинета Константина и спешу туда,

Распахиваю дверь, но нахожу там не Адамади, а Викторию, которая старательно собирает в папки какие-то бумаги, одновременно глядя в монитор компьютера. Растерянно останавливаюсь, не зная, что сказать. Я не видела эту женщину с тех пор, как рассказала Константину, что знаю про его семью. Адамади просто сообщил, что она больше не появится в доме. Естественно, ничего мне не разъясняя.