Книга 12 месяцев. Необычные эротические приключения, страница 59 – Генрих и Ксения Корн

– То есть как это… твоя жена?

– Да так. Все по-разному зарабатывают. Ну что, да или нет?

Бабу я хотел, а вот попасть в историю – нет. Поэтому осторожно спросил:

– Ну, допустим, да, и что дальше? Во-первых, сколько стоит? Во-вторых, где?

– Пять косарей за ночь. Это шикарное предложение. У обычных, беспонтовых шлюх ты таких цен не найдёшь, а у фирмовых тем более. Цена за такую бабу просто грошовая. Живём в центре, на такси минут десять.

Я задумался, мысленно считая деньги в кошельке и просчитывая возможные риски. Голова пошла кругом. Бабу захотелось ещё больше.

– Дорого. После бара где-то тыщи четыре наличности осталось.

– Идёт, – сразу согласился он. – Для хорошего человека не жалко. В качестве благодарности за добро. Ладно, давай тыщу в задаток.

– Деньги сейчас не дам, – предупредил я. – Расплачусь по факту.

– Да не бойся ты. Никто тебя обманывать не собирается. Задаток на бухло и закусь пойдёт. Как же ты думаешь – к женщине едешь! И на такси тоже деньги нужны.

Валера выглядел очень убедительным, и я доверился ему.

Мы вызвали такси, доехали до его дома и успели в ближайший в том районе супермаркет, пока там ещё продавали алкоголь. Взяли много пива и литр водки. Ну и жратвы всякой набрали.

– Дома ни крошки, – пожаловался он.

Валера жил в типовой блочной пятиэтажке 60-х или 70-х годов прошлого века, на четвёртом этаже. Когда мы поднимались по лестнице, мне не давал покоя вопрос: как всё будет? Валере-то, скорее всего, не привыкать подстилать свою жену под других мужиков, а я, хоть раньше и имел дело с проститутками, на этот раз, по правде говоря, побаивался.

В уме я представлял – фото своей жены Валера отчего-то так и не показал – вульгарную бабищу с пропитым лицом, говорящую прокуренным голосом скабрезные глупости и прочий «профессиональный» вздор. Думал, что лишь бы она была ещё достаточно молода, чтобы не перебить мне всё желание.

– Кисуля моя, принимай гостей! – с порога, услужливо пропуская меня вперёд, объявил о нашем приходе Валера. Я заметил, как его тон опять обрёл прежние властные нотки, теперь даже более жёсткие.

В прихожую, к моему приятному удивлению, вышла девушка лет двадцати пяти, очень симпатичная, брюнетка, стриженная коротко, «под мальчика», невысокая, но утончённая, с изящной и по-девичьи упругой фигуркой – такой, какие бывают у молодых женщин, не утративших ещё в себе образ невинной юности.

– Это вот… наш сегодняшний, так сказать, благодетель. Сеня… вернее Семён, ему не нравится, когда его Сеней зовут… Хороший человек, – представил меня ей Валера, а потом её мне: – А это Аня. Моя жена.

Моё удивление было столь внезапным, что я растерялся и ничего не сказал при знакомстве. Правда, и она тоже промолчала. Промолчала так, что меня вообще посетили большие сомнения в реальности нашей с её мужем сделки. Внешне всё выглядело кошмарно: припёрлись два пьяных кретина на ночь глядя с пакетами винища к одному из них домой, а там рассерженная жена, и вот-вот разразится поистине грандиозный скандал.

Однако мои сомнения Валера сразу развеял, сказав Ане:

– Ты должна быть одета так, как я тебе говорил. Сегодня играем в сексвайф.

Когда он ушла в спальню, прикрыв за собой дверь, я спросил его:

– Что значит «играем в сексвайф»?

– Ну, муж отдаёт свою жену попользоваться другому мужику, это и есть сексвайф. Ты что, порнушку не смотрел? – усмехнулся он.

– Это я знаю. Я спрашиваю, что значит «играем»?

– А, на это не обращай внимания. Для неё это называется так. Ты не волнуйся. Снимай куртку, проходи в зал.

Я повесил куртку на вешалку в прихожей и прошёл в зал.

Валерина квартира имела вид жуткий и заброшенный – так, будто застряла во времени где-то в начале девяностых, и с тех пор никто никогда не делал в ней уборку.

Обои, когда-то светло-зелёные, почернели и покрылись пятнами сырости, точно лишаём, а частью отошли от стен и топорщились рваными лоскутами, как отмершая кожа. Углы обросли жирной паутиной. На полу и старом шкафу-стенке, произведённом мебельной фабрикой «Заря» в эпоху развитого социализма, с хрустальной посудой за стеклом, мхом клубилась пыль. Промеж этой незыблемой пыли, той, что на полу, просматривались протоптанные тропинки к телевизору, тоже допотопному – огромному ящику под названием «Весна», письменному столу с компьютером и дивану, разложенному на две половинки раз и навсегда.

– Извини, у нас беспорядок. Времени нет, – бросил Валера таким тоном, словно у него на коврах валялись носки и ему хотя бы ради приличия полагалось немного за них постыдиться.

– По правде говоря, это место меня как-то совсем не вдохновляет, – сказал я.

– Да? А что так?

– Грязно. Я не люблю грязь.

– Я не люблю грязь в душе, а на это мне плевать.

И всё же мои слова его встревожили, и он, подумав, предложил:

– Может, тогда в маминой комнате? Там чисто. Мама умерла два года назад. Мы туда почти не заходим, только по крайней необходимости. Я думаю, сейчас именно такой момент.

Маминой комнатой оказалась спальня, в которую отправилась переодеваться Валерина жена. Но там никого уже не было. В ванной шумела вода – по-видимому, Аня принимала душ.

Спальня действительно выглядела чистой. Но в ней отсутствовал главный элемент – кровать. И вообще всякая мебель. Просто пустая комната. Только древний, полуразвалившийся шифоньер и табуретка, на ней покоился небольшой красный чемодан с надписью «Happiness». На полу лежал ковёр – что интересно, тоже чистый. Красивый и мягкий.

– Когда мама умерла, я продал почти всё, что здесь было… Всё, что смог продать… Потерять самого близкого человека очень тяжело, а вещи только лишний раз напоминали бы… – поведал Валера скорбным голосом и шмыгнул носом.

– Как без кровати-то? Не на полу же? – расстроился я. Меня мало волновали его сентиментальности по поводу матери. Честно.

– На полу, конечно. Где же ещё, раз тебе в зале не понравилось? Давай пока так, а там посмотрим, окей? Сейчас Аня всё сделает.

Аня вышла из душа и всё сделала. Постелила покрывало на ковёр и накрыла «поляну». Мы уселись на пол – я во главе «стола», Аня напротив меня, Валера на уголке рядом с ней.

Он налил всем водки и, взяв стакан, сказал:

– Ну, как говорится, прощай разум, встретимся завтра!

Собственно, на этом разум с нами благополучно и распрощался.

Мы пили водку, запивали её пивом и закусывали колбасой. По ходу Валера болтал без умолку. Опять жаловался на жизнь. Ностальгировал. Вспоминал маму. Аня немного повеселела, ожила, но была немногословной – да, нет, не знаю. Временами бросала на меня острые, изучающие взгляды. А я от нечего делать разглядывал плакаты-календари на стенах – все прошлых лет, за 1993 год, за 1997-й, 2001-й, 2003-й, 2007-й, 2009-й, 2010-й, самый поздний за 2013-й; все церковные, с храмами, Богородицей и святыми.