Онлайн книга «Распыление. Дело о Бабе-Яге»
|
Завод располагался за городом, на другой стороне реки. По-моему, раньше здесь была тюрьма, а после Распыления, когда бандитов стало некому охранять, и они разбежались, это место досталось Дуриняну. Сейчас на крыше трехэтажного лабаза с глухими, заложенными кирпичом окнами, дымило множество черных труб. Стена была оплетена колючкой, а на вышках всё так же, как в старые времена, дежурили автоматчики. Вылезали из машины с опаской: вдоль забора бегало три лохматых, неопределенной породы, кобеля. Я присмотрелась: странные они были. Слишком большие. Несуразные. — Это от воров. — проследив мой взгляд, пояснил Дуринян. — Лезут, не поверите, и днем и ночью. — А вы их — собаками? — простодушно уточнил Ванька. — И собаками, и стрелять приходится. — равнодушно кивнул хозяин. — Пройдемте. — и он гостеприимно указал в сторону железной запертой двери. Густой и плотный запах можно резать ломтями. У меня начинает кружиться голова, и противно щиплет в горле. — Это из цехов. — говорит Дуринян, заметив, как я морщу нос. — Чаны с закваской. Я, если хотите знать, хорошую закваску на нюх определяю. Бывает на день перебродит и всё. Выливать приходится… Мы — производители честные. Что на витрине — то и в магазине. В здании тоже автоматчики. Они ходят по коридорам, стоят на галерее, окружающей по периметру большой зал, по дну которого снуют люди в зеленых пластиковых костюмах и масках. — Здесь у нас брага, из которой потом перегоняют спирты… — рассказывал Дуринян, ведя нас мимо чанов. — А здесь — он кивнул на огромную, больше всего похожую на оцинкованный бак от стиральной машинки, цистерну, — Пиво. Наш собственный сорт, "Живое Ухмельное". Может, пробовали? — Не доводилось. — мотнул головой Ванька. — А вот мы сейчас это исправим! Веселость его была показная, натужная. Наш хозяин почему-то очень нервничал. Он что-то крикнул по-армянски ближайшему человеку с автоматом, и тот, кивнув, убежал. Через пять секунд вернулся, неся три кружки. Я непроизвольно сглотнула: были они запотевшие, золотисто и медово поблескивающие, прикрытые белоснежными шапочками из пены. Выпив, Дуринян и Ванька в упоении прикрыли глаза. Я тоже отхлебнула — в этой духоте очень хотелось холодненького, но остальное отдала назад. Бабуля, я уверена, ни за что не разрешил бы мне пить… — Дальше, дальше, тут уже нечего смотреть. — увлекая нас, Дуринян бодро застучал каблуками по лестнице, ведущей куда-то вниз, в подвал. Внизу автоматчиков не наблюдалось. Было гораздо прохладней, тянул сквознячок, в котором присутствовал затхлый и сырой, какой-то грибной запах. — Ну вот… — мы остановились рядом с огромными, метра по три в диаметре, бочками. — Это наши коньяки. Точнее, коньячные спирты. В высоких кругах принято считать, что наименование "Коньяк" можно давать только тем напиткам, которые произведены в провинции с соответствующим названием… — армянин презрительно вскинул голову. — Ну и ладно. Ну и пожалуйста. А на выставке в Мелитополе мы первый приз взяли. — Это те, которые сглазили? — спросил Ванька. Дуринян кинул на него неожиданно злобный взгляд и засопел. — Нет, это другие. — буркнул он после паузы. — Не желаете отведать? И, не дожидаясь согласия, наклонился к бочке: невысоко над землей из нее торчал краник. Рядом, на столике, располагался ряд небольших стеклянных кружечек. Взяв одну, он нацедил на донышко золотой жидкости. Поднес к носу, сладострастно вдохнул и передал кружечку Ваньке. Взяв вторую, проделал ту же процедуру и отдал мне. Я испуганно замотала головой. — Попробуйте, барышня, — с нажимом сказал Дуринян. — Вам понравится. Я не хотела, честное слово! Но он сунул кружку прямо в лицо, и пришлось её взять, а то испугалась, что она опрокинется, и это всё потечет за пазуху… Никогда в жизни не пробовала коньяк. Собственно, кроме домашней вишневой наливки Бабули я вообще ничего "такого" не пробовала, и поэтому было интересно. Жидкость обожгла язык, в носу смешно запузырилось, а в голове раздался звон, будто меня огрели по макушке золотым молотком, завернутым в дольку лимона. От неожиданности я чихнула, а потом рассмеялась. — Ну, вот видите! — оживился наш хозяин. — "Герцог Алайский", три звезды. А это вот, извольте… — он побежал к следующей бочке, — "Голубая змея". Тоже три, хотя по вкусовым качествам не уступает пятизвездочным. Ваше здоровье! — и нам вновь протянули по кружечке. На сей раз напиток был цвета благородной дубовой коры. И более терпкий, более жгучий, что ли… Я только намочила язык, а Ванька, с видом заправского знатока, пригубил. Кружечку он держал не как положено, за ручку, а подставив широкую, как том Достоевского, ладонь, под донышко. Глаза у него были добрые-добрые, и такие синие, что я испугалась. — А вот еще… — взяв одной рукой под локоть, а другой обняв за талию, Дуринян повел меня к третьей бочке. Делал он это вроде бы вежливо, и вырываться, чтобы не показаться грубой, я не стала. — Наша гордость. — он постучал кулаком по деревянному боку. Тот откликнулось глухим мерным гулом. — "Прекрасная Мария". Вас, кажется, Марией зовут? — навалившись, он чуть не уткнулся носом мне в шею. — Сударыня, этот божественный напиток я пью в вашу честь! — и он потянулся к очередному кранику. — Мы что, бухать сюда приехали? — шепнула я, пока Дуринян наполнял новые кружки. — А что Лумумбе скажем? Ванька мечтательно закатил глаза. — Лумумбе бы здесь понравилось. Всё такое вкусное… — я со всей силы ткнула его под ребро. — Ты что, пьяный уже? — Ну что ты, Машунь, ни в одном глазу. Мы ж, и-ик, на работе… — Прошу! — нам вновь поднесли кружки. На этот раз жидкость была на вид тяжелая, бархатная. Она перекатывалась по стенкам, оставляя прозрачно-золотой след. — Прекрасная Мария! — было непонятно, обращается он к коньяку, или ко мне. — Когда я поимел… имел честь лицезреть ваши юные черты… Закатив глаза, Ванька хлопнул свою порцию. И сразу выпучил глаза, открыл рот и застучал себя по груди. Звук был точно такой, как по бочке. — Осторожнее, молодой человек. — Дуринян брезгливо отобрал у него кружку. — Что ж вы, благородный напиток, как водку, хлещете… Выпив свою порцию, он чуть пошатнулся и вновь ухватился за меня. Ладони у него были мягкие и потные, а в спину мне, через его черный с искрой пиджак, уперлось что-то твердое. Я сразу поняла, что это пистолет. — Однако приступим делу! — вдруг вскричал Ванька, хлопая армянина по плечу так, что тот отлетел от меня, как фантик. — Где больной? — Какой больной? — не понял Дуринян. — На ком поррча. — А. Эээ. — наш хозяин замялся, будто вспоминая, зачем мы вообще здесь. — Порча. Ну конечно, а как же… — Говорят, в Зеленом Пеликане половина напитков в воду превратилась. — подсказала я. |