Книга Распыление 2. Полуостров сокровищ, страница 18 – Татьяна Зимина, Дмитрий Зимин

— Много ты понимаешь…

Ворона, угрожающе лязгнув крыльями, спорхнула на лавку.

— Молчать! — рявкнул учитель, стукнув по столу кулаком.

Ворона брыкнулась на пол, однако Машка сдаваться не собиралась. Выпятив челюсть и сжав кулаки, она свирепо уставилась в глаза наставнику. Мы с котом прикрылись, как щитом, серебряным подносом. Даже гадать не берусь, во что он её превратит: когда я, будучи молодым и зеленым, вздумал перечить пребывающему не в духе учителю, на неделю стал ужом. Сидел тихонько в банке из-под огурцов и перебивался случайными мухами. Килограмм на пять похудел…

Минуты через две Лумумба сдался.

— Ладно, — сказал он, и как ни в чем ни бывало подвинул к себе чашку с горячим чаем. — Рассказывай, что узнала.

Я восхищенно выдохнул. Переглядеть наставника еще никому не удавалось. Как в городе буду, надо ей что-нибудь купить. Гребешок красивый или конфет шоколадных…

— Покойная была странная, — не тая более зла, начала моя напарница. — Ну, так считали остальные девчонки. Не очень-то они её любили.

— Почему?

— Скрытная. Прижимистая. Они заработки на сласти да украшения тратят, а Лидочка — в кубышку прятала.

— Так может, просто бережливая, — предположил я.

— Задавалась много, — продолжила перечислять Маха. — Вела себя так, будто лучше других. Ну, это опять же со слов девушек. Нос, говорят, задирала, и ни с кем дружить не хотела. Хвасталась, что в скором времени уйдет от них, а веселый дом забудет, как страшный сон. С клиентами переборчивая была…

— А что хозяйка? — перебил её Лумумба.

— А ничего, — Машка насупилась. — Найду, говорит, чертовку живой, сама глаза выцарапаю… Уж больно, говорит, доходная девка была. В последнее время, правда, не так уж много от нее того доходу… После того, как её артист бросил. Тихая стала, да печальная — клиенты таких не любят.

— Артист? — переспросил наставник.

— Певец один, итальянец. Энрико Базилика. Каждый день к ней шлялся. Лидочка про него и хвасталась, что он её в театр заберет и артисткой сделает. А девки дразнили: никуда её итальяшка не заберет, уж больно жаден: цветы с концертов да дармовое шампанское — вот и весь с него гешефт… А недавно он к ней ходить перестал. Наверное, другую себе нашел, или уехал куда…

— А ты-то почему вся поцарапанная? — спросил я.

— Пусть сами не лезут, — буркнула напарница и уткнулась в чашку.

— Она уличных девок пыталась феминизму учить, — встряла птица Гамаюн. — Когда я за ней прилетела, учение полным ходом шло…

— Это как? — уточнил наставник. Мне тоже стало любопытно.

— Я им всего лишь сказала, что промискуитет — не выход. Осыпая их деньгами и драгоценностями, мужчины заявляют своё право на гендерное превосходство, а значит, в широком социо-психологическом смысле, и на женщин. Как на собственность. Я просто им объяснила: чтобы освободиться, нужно перестать спать с мужиками за деньги.

Мы немного помолчали, переваривая концепцию Машкиного феминизма.

— Ну, а у вас-то какое важное дело было, что даже про меня забыли? — спросила она, допив чай.

— Да так… — рассеянно ответил Лумумба, потирая фингал. — То, да сё…

— Ясно, — вздохнула напарница с завистью. — Весело, поди, было?

Постучав, в горницу шагнул батюшка сыскной воевода.

— По-здорову ли, гости дорогие? Всем ли довольны? Хорошо ли о вас тетушка заботится?

— А ты её откуда знаешь? — вчера мы с Олегом как-то незаметно и легко перешли на «ты».

— Дак кормилица моя бывшая, Арина свет Родионовна… Вырос, можно сказать, у нее на руках. — пройдя в комнату, Олег по-хозяйски уселся на лавку. Кот подскочил с новой чашкой. — Не надо, милый, — остановил кота воевода. — Дела у нас.

— Что за дела? — вскинулась Машка, но тут же притихла. Олега она немного робела.

— Воевода обещал нас с бваной в княжеский терем свести. — объяснил я. — Осмотреть место преступления…

— А я? — глаза у напарницы сузились, как у ястреба, вообразившего, что его вот-вот лишат законной добычи.

— А ты, — пожал плечами наставник, — Работай дальше по Лидочке. Сходи в театр, попробуй найти этого певца — как единственную пока зацепку…

Я хотел напомнить, что певец, скорее всего, и есть тот самый мертвяк, но вовремя захлопнул варежку: раз бвана так себя ведет — значит, свой расчет имеет.

— Но… я города не знаю, — от перспективы самостоятельного расследования Машка растерялась.

— А мы тебе проводницу дадим, — ласково улыбнулся наставник. — Гамаюша, милая, иди сюда…

Фыркнув, ворона отвернулась.

— Да я лучше с котом пойду! — взбрыкнула Машка, а сам кот тяжело вздохнул и скрылся под скатертью.

— Матвей — каргоруша, — сказал Олег. — Со двора уйти не может.

— Ну тогда… тогда я сама. — Машка упрямо сжала губы. — Она же на каждого червяка кидаться будет, меня люди засмеют…

— Я бы всё ж не отпускал девушку одну, — посоветовал воевода, не обращая на Машкино бахвальство никакого внимания. — Не ровен час, обидят.

Ох, зря он это сказал.

Машка, громко топая, прошла в свой отгороженный шторкой угол и, пыхтя, выволокла из-под раскладушки одну из сумок с вчерашними покупками. Демонстративно достала здоровенный пистолет, щелчком вогнала обойму, дослала патрон, и, прокрутив на пальце, убрала в кобуру. Проделала всю процедуру еще раз, со вторым пистолетом. За спину, в длинные ножны, вставила тесак с тусклым зазубренным лезвием. К лодыжке прикрепила еще одну кобуру, поменьше, а к другой — выкидной ножик на липучке. В свой любимый рюкзачок упихала несколько запасных магазинов, и, улыбнувшись особенно нежно, связку гранат.

У Олега отвалилась челюсть. А я поразился: как она стоять-то может под всей этой тяжестью? Но ничего не сказал. Себе дороже. Еще и отвернулся, чтобы она, не дай Макаронный монстр, не увидела, как я смеюсь… Но где-то в затылке трепыхалась ревнивая мысль: а ведь напарница хочет произвести впечатление на Олега!

— Этого хватит? — невинно спросила она, хлопнув ресничками и мило улыбнувшись. — А то у меня еще гранатомет есть.

— Хватит, — с каменным лицом одобрил Лумумба.

— Когда город взлетит на воздух, мы хотя бы будем спокойны: ты сделала всё, что могла, — добавил я. — А потом тихо соберем вещички и слиняем, так как в противном случае нас вываляют в смоле и перьях. — я покосился на Олега. — А потом сбросят в Кольский залив, на корм Левиафану…

— Вообще-то, носить оружие у нас не запрещено, — пожал плечами воевода. — А за порядком следят дружинники. Всё просто: бузотеров помещают в поруб, дают несколько дней на осознание пригрешений, а когда они хорошенько заколдобятся — казнят, назначают штраф или отправляют на прииски. В зависимости от ущерба…