Онлайн книга «Обняться, чтобы уцелеть»
|
– Первое: ты Кирилл Рощин. Ну, или какой-то другой человек, неважно. Факт тот, что ты не Голубев, но вообразил себя им после того, как вы очень много и тесно общались. В психиатрии нередки такие случаи, когда больной вдруг объявляет себя какой-то известной личностью, Наполеоном, например. Тогда и рассказанная тобой история с зеркалами и масонами легко объясняется… – Тем, что это бред сумасшедшего? – усмехнулся он. – Вот именно! – она не стала с ним деликатничать. – Но я не склонна придерживаться этой версии. Да, ты мог перенять манеры Леонида, его жесты, интонации… Леня просто не мог столько тебе рассказать. Да и не стал бы он этого делать, не такой он человек. – Тут ты совершенно права, – кивнул он. – О наших отношениях я так никому ничего и не говорил. Ни Жорке, ни Людмиле… – Вариант второй, – увлеченно продолжила она. – Ты – самозванец. Тем или иным образом сумел очень хорошо узнать Леонида, научился отлично его копировать и теперь собираешься выдавать себя за него. Теоретически такое возможно. Но тоже отпадает. – Слава тебе господи! А почему, можно узнать? – Я не вижу смысла. Для чего разыгрывать этот фарс передо мной! Перед человеком, с которым Леонид Голубев вот уже восемнадцать лет не общается? Логичнее было бы объявиться в тех кругах, где он вращается, и, скажем, заявить свои права на активы холдинга… Но в этом случае твоя легенда явно была бы куда проще. Например, та же пластическая операция или что-то в этом духе… – Стало быть, второй версии ты тоже не придерживаешься? Это радует. – Ну, полностью я ее не отвергаю… Если тут какая-то сложная интрига, то со временем это станет ясно. – Ладно, подождем. Какие еще у тебя будут объяснения? – Третье – это то, что я сошла с ума. Все эти сны, и мое отражение… Последние дни мне тоже кажется, что, когда я смотрюсь в зеркало, со мной словно кто-то разговаривает. Заставляет вспоминать тебя, задумываться о прошлом… В общем, если честно, третий вариант мне тоже совсем не нравится. Нет никакого желания записываться в душевнобольные. – Значит, остается последняя версия. И какая же она? – Самая нелепая. Ты говоришь правду. И все эти невероятные события действительно с тобой произошли. Он даже засмеялся от радости. – И… Что ты мне на все это скажешь? Она вдруг тоже улыбнулась: – То, что я уже минут сорок просто умираю, как хочу курить. Но в здании это категорически запрещено. Пойдем в скверик, покурим? – Пойдем. Только я больше не курю. – Вот как? Давно бросил? – Да уж лет двенадцать… – Молодец какой! А я, видишь, до сих пор не могу… Кстати, а что я тогда курила? – Болгарские сигареты. Больше всего любила «ВТ», но когда их не было, покупала Opal или Rodopi. Слушай, тебе не надоело меня проверять? А то ведь я спрошу, что курил я? – А и спрашивай, я это прекрасно помню. Явскую «Яву» за сорок копеек. – Точно, сразу блоками брал… Ну что, вопросы на сегодня закончились? – Практически. Остался только один. – И какой же именно? – Как поживали все эти годы триста спартанцев? – Ксю, милая… – Он все-таки осторожно приобнял ее, но тут же на всякий случай отстранился. Ее волосы, как прежде, пахли зелеными яблоками, он почувствовал это даже сквозь стойкий аромат французских духов. – Знаешь что… – вдруг сказала она, когда они вышли из здания клиники и уселись на пригретую весенним солнцем скамейку в близлежащем сквере, – мне безумно хотелось бы увидеть Леонида. Вернее, конечно, не Леонида, а его… твое бывшее тело, в котором живет сейчас этот самый «серебряный масон». Как думаешь, такое в принципе возможно устроить? Он взглянул на часы: – Да, и не так сложно. Сейчас всего начало двенадцатого. Обычно он выходит из дома не раньше полудня. Я на всякий случай некоторое время наблюдал за ним и представляю себе его распорядок дня… Мы можем подъехать к особняку на Бульварном, припарковаться где-нибудь неподалеку и подождать в автомобиле. Если повезет, увидим его. – Поехали! – решительно поднялась Ксения. – Моя машина вон там, на стоянке. – Я предпочел бы ехать на своем Ferrari. Кирилл, то есть Глеб, все равно ее не знает. – Узнаю царя Леонида, – улыбнулась в ответ Ксения. – Он всегда, во всех случаях, стремился быть у руля. Вроде бы мягко, деликатно, ненавязчиво – но все равно настаивал на своем. – Ну уж это ты слишком… По-моему, никто никогда тебя в правах не ущемлял. Дорога от Ксениной клиники, находившейся в Лефортове, до бывшего жилища Голубева на Бульварном кольце даже с учетом пробок заняла менее получаса. – Неплохой особняк, – заметила Ксения, закуривая свою тонкую сигарету. – Ты бы еще видела мою квартиру внутри!.. А дом этот, говорят, был когда-то выстроен князем Загоскиным, – щегольнул познаниями Леонид. – Кем-кем? – Загоскиным, был вроде такой писатель, хотя я о нем никогда в жизни не слышал. – Очень стыдно. Школьную программу можно было бы и знать. – Ты хочешь сказать, что мы проходили в школе Загоскина? – удивился Голубев. – Нет, Гоголя, – парировала Ксю. – «Ревизора». Помнишь, Хлестаков хвастается дамочкам, что он еще и великий литератор и написал массу книг, в том числе и «Юрия Милославского»? А Марья Антоновна ему возражает: «Это ведь господина Загоскина сочинение»… – Да, что-то припоминаю. «А есть еще другой «Юрий Милославский» – так это мой». Значит, тот самый Загоскин и построил этот дом? – Боюсь, что нет, – усмехнулась она. – Загоскин и князем-то никогда не был. Он хоть и дворянин, но из небогатой семьи… – Ты всегда была ходячей энциклопедией, Ксюшка. – …так что твоя смазливенькая риелторша просто скормила тебе очередную байку для простодушных клиентов, а у тебя и повисла лапша на ушах! – Да ты, я смотрю, ревнуешь? – ахнул Голубев. – Я-а-а? – она возмущенно посмотрела на него и собиралась разразиться гневной тирадой, но он заставил ее замолчать, быстро схватив за руку. – Тише, Ксю! Вон он, видишь? Выходит на крыльцо. Ксения и Леонид во все глаза глядели, как лже-Голубев в сопровождении охраны спустился по мраморным ступеням и неторопливо прошествовал в сторону гаража. – Он не выглядит счастливым, – удовлетворенно проговорил Леонид. – Лицо хмурое, взгляд потухший… И что за дурацкая прическа – он что, длинные волосы решил отращивать? Давно пора постричься. Однако Ксения его, похоже, не слушала. На ее лице отразилась целая гамма чувств. – Дурак ты! – проговорила она, наконец. – От такого тела отказался! |