Онлайн книга «Жизнь под маской»
|
– Не хотите сказать – колдовал? Тоже. Про чудачества с его исчезновениями, переодеваниями до сих пор рассказывают, но, думаю, дед умел кое-что и посерьёзнее… – А дед вашего деда? – Вы слишком многого от меня хотите, Флинт! – Но это же интересно: целый род колдунов! Значит, такие способности передаются по наследству? – Выходит… Иной раз даже через поколения. – А ваши братья, сестры? – У меня их нет. Род Астаховых прервётся со смертью дяди Николя – ему уже сорок лет! – Дряхлый старик… Да у него ещё может быть не один ребенок! – К сожалению, дядя всегда был женоненавистником. – Бог с ним! А род Поплавских? – Я о них почти ничего не знаю. Кстати, у Чёрного Паши остался один парень – Ян Поплавский… Бывает же так?! Он оказался моим родственником как раз по той линии. – А он случайно не колдун? – Да, и гораздо сильнее меня. – Тогда о нём волноваться нечего: превратит всех контрабандистов в свиней и уйдёт, куда глаза глядят! – Вы не понимаете… Наши способности – это совсем не то, о чем вы читали в сказках. Здесь нет никакого волшебства – только умение. – А откуда оно появилось, умение? У кого вы учились? Молчите? Хорошо, зайдём с другой стороны: с кем вы разговаривали в тот день, когда лечили моё плечо? – Я говорила вслух? – удивилась Ольга. – Нет, но вы шевелили шубами. – Мало ли… Во сне вы тоже шевелили губами… – Не хотите говорить? – Вы не поверите или, как Станислав, будете сторониться меня. – А разве вам не безразличны мои чувства? – Не безразличны! To есть, конечно, мне всё равно, какие чувства я у вас вызываю… Для меня главное – благополучно добраться до России… – Да, и опять попасть в лапы Чёрного Паши!.. Понравилось путешествовать в гарем? – Послушайте, Флинт, вы постоянно грубите, вызываете на ссору; вы вообще ненавидите женщин или только меня? Может, вы хотели умереть от гангрены или поближе познакомиться с гильотиной, а я вас лишила этого удовольствия?! Молодой капитан, не ожидавший от неё подобного взрыва, смутился. – А зачем вы вообще меня лечили? – То есть как это – зачем? Такая вещь, как милосердие, вам неизвестна? И этот человек цитирует Шекспира! – Видите ли, госпожа как вас там, трогательной истории о мальчиках-сиротах, повстречавших добрых дядь-самаритян и теть-самаритянок со мной не случилось. Оставшись один-одинёшенек в четырнадцать лет, я прошёл жестокую школу жизни, где подростков бьют смертным боем якобы для их собственного блага; где горькие пьяницы-матросы заставляют их пить стаканами водку, а потом держат пари: упадет ли опоённый ими ребенок за борт или останется на плаву; где стареющие проститутки, чтобы потешить себя и подруг, лишают обездоленных мальчишек целомудрия… Ольга почувствовала, будто кто-то ледяной рукой сжал её сердце и, не думая больше о себе, о своей гордости, о приличиях – какой там моветон! – она порывисто шагнула к Флинту и обняла его: – Сашенька, бедный ты мой! И заплакала. Может, сказалось напряжение последних дней, может, иссякло её по-женски хрупкое мужество, но она плакала так отчаянно, так горько, словно этим слезами хотела исторгнуть из себя всю горечь и муть, мешавшие ей жить и дышать… Но и Флинт не оказался тем кремнем-мужчиной, каким хотел выглядеть. Он обнял свою нечаянную подругу по несчастью, гладил её по спине, и предательские слезы чертили мокрые дорожки на его загорелых щеках. Девушка всё никак не могла успокоиться; всхлипывала, вздрагивала и прижималась к нему не как к возлюбленному, а как к товарищу, который может ей посочувствовать, потому что и у неё никого нет, и она – сирота, одна на белом свете! Бедный Вадим! В эту минуту Ольга о нем даже не вспомнила! А дядя Николя был так недосягаемо далек, что представлялся ей теперь лищь фотографией в семейном альбоме… – Ну-ну, будет! – успокаивал её Флинт, тронутый неподдельным сочувствием. Он поднял Ольгин подбородок, чтобы вытереть её мокрое от слез лицо, и замер: на него смотрели ясные зеленые глаза – как листья кувшинок на воде: нет, как зеленые сливы после дождя в саду его детства… Почему он раньше не замечал, какие у неё удивительные глаза? И как их взгляд может проникнуть в самую душу! Но ведь там, в его душе, уже ничего нет! Она вымерзла. Закаменела. И эта нежная зелень лишь сломается о её твердую корку. Из глаз Ольги будто пролились лучи; тронули каменистую корку и легко разломили её. А оттуда вырвалась горячая, обжигающая лавина и затопила его с головы до пят. Как больно и сладко это освобождение! Как долго ждал он её! Всё-таки пришла. Спасла. От болезни, разъедающей душу, точно проказа. От злобы и ненависти. От грязи. Вытащила!.. – Оля! – попробовал он на язык. Имя легло уютно, как в гнёздышко. – Что? – шепотом спросила она. – Ты знаешь, что случилось? – Хочу знать… и боюсь! – Я влюбился… в тебя. – И я – в тебя. – Что же мы будем делать? – Топиться, – сказала она без улыбки. И вздохнула. – Ты жалеешь? – нахмурился он. – Что ты, разве такое возможно? – Тогда я не понимаю… – Я замужем! – выпалила она, точно бросаясь в прорубь. – Как? – он все ещё держал её за плечи, боясь отпустить – вдруг она тут же улетит или просто исчезнет. – Разве ты замужем? Давно? – Второй месяц. – Я не могу в это поверить… После того, как мы нашли друг друга?! Он бессильно опустил руки. – Ты его любишь… – Я думала, раз он меня любит, то и я… со временем… полюблю его! – Как же он мог… отпустить тебя одну? В такое время! – Наверное, не отпустил бы, но от него это уже не зависело: белые забрали его в контрразведку… через час после нашего венчания в церкви. – И что с ним случилось? – Не знаю. Больше мы не виделись. Флинт изумленно всмотрелся в её лицо. – Не знаешь? Хочешь сказать, и не пыталась узнать? О собственном муже?! – Вадима вели по улице под конвоем, и он крикнул: срочно уезжайте! Мы уехали и уже не вернулись… – Но ты же могла узнать… по-своему. Так, как узнала о смерти Агнии! – Боже! – Ольга застонала. – А я ведь даже ни разу об этом не вспомнила! Она села на дно лодки и закрыла лицо руками. – Лучше бы мне погибнуть вместо Герасима! Я не имею права жить на свете! |