Книга Приговоренные ко тьме, страница 25 – Владимир Стрельцов

— Хвала Небесам! Самая красивая женщина в мире переступает порог моего вертепа! — взревел Альберих, кидая к ногам Теодоры свой плащ, — не прощу себе, если на самые прелестные ножки, которые я когда-либо видел, ляжет вездесущая сполетская грязь!

Теодора, немного смущенная приемом, ступила на сполетскую землю и протянула Альбериху руку для поцелуя.

— Доброе утро, мессер Альберих, — пропищала Мароция, вылезая следом за своей матерью из носилок.

— О, моя маленькая госпожа! Клянусь Богом, я никогда не видел, чтобы дети столь совершенно копировали бы своих матерей. Лет через десять я, старый шакал, буду почитать за великое счастье танцевать с вами, Мароция, на каком-нибудь пиру.

— Припомни ему эти слова, Мароция! Доблесть Альбериха не ведает предела, и кто знает, какая корона через десять лет будет увенчивать его чело!

Хозяин и гости вошли в обеденную залу. Там уже вовсю хлопотали слуги, убирая, по всей видимости, следы вчерашнего буйного пиршества и готовя стол для новых посетителей. Пользуясь сумраком зала, Альберих сзади приобнял Теодору.

— Теодора, королева моя! Не верю своим глазам, что вы в моем доме, что хотите делайте, а я не могу сдержаться, видя вас рядом с собой.

— Уймите свою страсть, дорогой Альберих! Вы забываете заповедь Господню «не возжелай жены ближнего своего».

— О, это место в Библии я изучал едва ли не внимательнее прочих. Там далее следует притча Иисуса о добром самаритянине и о том, что не всякий проходящий мимо есть ближний твой.

— Вы не совсем верно толкуете Библию, друг мой. К тому же, разве мой супруг более не является для вас добрым самаритянином?

— Признаться, Теофилакт своими стараниями в последнее время принес мне немало головной боли, и я теперь сплю, держа под подушкой меч, а в ногах седло. Но вы правы, он мой друг и вы жена его. Но как же велико искушение хоть один раз нарушить эту заповедь!

— Устрашите себя тем, что другие заповеди вы также нарушали, и не раз. Что из того, мой друг, что вы вступите в близость со мной? Поверьте, после этого наши отношения уже никогда не будут дружескими, напротив, с огромной долей вероятности мы очень скоро станем врагами. И потом, разве в Сполето мало прекрасных дев?

— Мне кажется, что в моих покоях побывали уже почти все.

— Тем более. Простите мне мою гордыню, Альберих, но я вовсе не горю желанием стать в вашей постели какой-нибудь двухтысячно -цатой наложницей. Лучше я вам помогу сделать так, чтобы эта ваша цифра постоянно росла, невзирая на сопутствующие издержки. Одним словом, я здесь исключительно по делу.

Альберих склонился в поклоне и любезно пригласил Теодору за стол. Рядом с ними села Мароция и стала уплетать приготовленный завтрак.

Теодора рассказала о празднествах, случившихся в Лукке по причине приезда туда императора, и о планах новых властителей страны. Альберих мрачнел с каждой минутой.

— Я смотрю, у новоиспеченного императора большие планы. А Адальберт, видимо, хорошо запомнил тот момент, когда, вымазанный в свином дерьме и в одних портках, стоял передо мной в Пьяченце.

— Это события у кого славного, у кого нет, но прошлого. Сейчас же наша задача не допустить разгрома Беренгария, иначе следующим блюдом у Людовика будете вы.

— У вас, конечно, уже есть план, прелестная и недоступная Теодора.

— Прежде всего, отправьте гонца к Беренгарию. Praemonitus praemunitus ⁴⁷. Пусть тратит хоть все свое оставшееся золото, но хотя бы на время утихомирит венгров и соберет людей. Вы со своей стороны также мобилизуйте вассалов.

— О, здесь уже давно все в полной готовности. Я, признаться, ждал, что бургундцы и тосканцы начнут с меня.

— Пусть ваш монах составит с моих слов письмо к Беренгарию. Есть мысль переманить на фриульскую сторону Адальберта Иврейского, для чего лучшим средством могла бы стать женитьба маркграфа на Гизеле, дочери Беренгария. Тем самым, он составит блестящую партию этой Гизеле, вошедшей в самый сок, но изнывающей, как говорят, после смерти Ламберта от отсутствия мужского внимания.

— Ну почему эта женщина не является моей женой! — патетически вскинул руки к небу Альберих.

— Вы имеете в виду Гизелу? — усмехнулась Теодора.

— Да к черту Гизелу, говорят, она ни рыба ни мясо. Я говорю о вас!

Теодора невозмутимо продолжила:

— Отправьте со мной десяток своих слуг с парой-тройкой крепких повозок. В Риме я передам вам нечто, что поможет вам в вашем противостоянии с бургундцами, а также людей, умеющих с этим управляться. Как вы думаете, сколько времени займут у Людовика приготовления к походу?

— Если верны ваши слова, обольстительная Теодора, что император прежде наведается в Павию, то к Вероне его следует ждать не ранее чем через три недели.

— Надеюсь, мы успеем. Отправляйтесь со своими людьми к Вероне и постарайтесь все время держаться в тылу у Людовика. Возле Равенны дождитесь моего обоза из Рима. Уверяю вас, содержимое обоза порадует вас и устрашит врагов.

Мароция, во время разговора попеременно переводившая взгляд со своей матери на Альбериха и обратно, сердито нахмурила брови и изрекла:

— Там же будет мой папа!

Возникло неловкое молчание.

— Да, действительно. Ваша дочь не по годам разумна, Теодора. Теофилакта лучше всего удалить из войска Людовика. К тому же одним добротным мечом у бургундцев, таким образом, станет меньше.

Теодора задумалась.

— Пожалуй, я смогу составить письмо из Рима, возможно от самого папы, с приказом Теофилакту явиться в Рим по причине…

— Мятежа, Теодора!

— По причине вспыхнувшего или грозящего вспыхнуть в Риме мятежа. Чудесно, Альберих! На том и остановимся.

— Я полагаю, соблазнительная Теодора, что результат нашего разговора заслуживает доброго вина. Эй, слуги! Вина!

— Какого, синьор? — из темноты зала выдвинулся совершенно незаметный до сей поры мажордом.

— А знаете что, Теодора? Я сейчас вас удивлю, — Альберих подмигнул гречанке, — моя коллекция вин недавно пополнилась несколькими бочонками, присланными мне моей дряхлой возлюбленной, сестрой Евдокией, которую еще так недавно все величали герцогиней Агельтрудой.

Брови Теодоры удивленно взлетели вверх.

— Вот как! Она еще жива? И вы, — Теодора зашлась в смехе, — даже ее успели внести в список своих наложниц?

— Да! Да! Признаться, это было не самое лучшее мое любовное приключение, но, бесспорно, я никогда не держал в своих объятиях более знатной особы.

— Завидую ей и вам, — съехидничала Теодора.

— Это произошло перед самым пострижением Агельтруды. Вообще-то я обещал ее навещать, но вот как-то…