Онлайн книга «Обретённое наследство»
|
– Ну чего тебе, горе моё? – со стоном потягиваясь, протянула она. – Там, на крыльце… Я вышла, смотрю, корзинка стоит. Думала, молочница сыр принесла, я ей вчера заказывала, или от сеньора Пабло что-нибудь, а там… – И что там? – Младенец! – Какой младенец? Соня от неожиданности встрепенулась и села в кровати. – Ты ничего не перепутала? – Перепутаешь тут, как же! И хотела бы не видеть это дьявольское отродье, да он так орёт… – Он? Ты хочешь сказать, это мальчик? – Точно не знаю, потому что до вашего разрешения пеленки и разворачивать не стала. Но, думаю, девочка вряд ли стала бы так громко кричать… Нет, мальчишка. Он орёт прямо-таки басом. – Нехорошо обзывать дьявольским невинного младенца. – А кто же его родил, как не дьяволица! Разве богобоязненная мать подбросит своего ребенка чужим людям? Она так разволновалась, что даже не помогала Соне одеваться. А та, тоже в волнении, машинально всё проделывала сама. – Но на кого хоть он похож? – На маленького орущего дьяволёнка, неважно какого пола. – Что ты заладила: дьявол да дьявол! Этак я могу подумать, что ты судишь по… Она чуть было не сказала «по себе». Ведь в своё время и Мари подкинули к дверям приюта. – Странное у тебя отношение к ребёнку, которого и так обездолила судьба, лишила родной матери. Непонятно было, чего девушка так злится, и потому, чтобы убедиться в своей догадке, Соня добавила: – Надо спросить у сеньора Пабло адрес ближайшего приюта и отнести туда крошку. Мари резко остановилась, словно споткнулась обо что-то. – Вы хотите этого младенца отдать в приют? – А что ещё мы можем с ним сделать? Она пошла впереди Мари, которая теперь плелась сзади, словно узнала вдруг о смерти близкого родственника. Корзина стояла в кухне на столе, и оттуда доносился гневный плач. Соня именно так его и восприняла. Младенец – не важно, девочка или мальчик – гневался, что люди, выпустившие его на свет, забыли о нём и не удосуживаются выполнять самые простые обязанности: как, например, поменять мокрые пеленки или покормить. Княжна осторожно коснулась свертка, отодвинула простынку и взглянула на ребенка. Тот сразу замолчал, словно в момент понял, что наконец появился человек, который может решить его судьбу. – Тебе приходилось прежде обращаться с младенцами? – Не приходилось, – призналась Мари. – Мне тоже… Знаешь, а давай разбудим мсье Жана, уж он-то побыстрее во всём разберется. – Не надо его будить, он уже проснулся, – сказал Шастейль, появляясь в дверях. – А я было спросонья решил, что в трубе застряла кошка. Откуда бы у нас взяться ребенку? – Но видишь, взялся, – сказала Соня. – Ты не мог бы его осмотреть? – Конечно, мог бы. А ты, Мари, пойди отрежь кусок от полотна, которое я вчера купил на постели. – Матерь Божья! – ахнули позади них, и на пол посыпались поленья. Кухарка, которую вчера снова прислал Пабло, вошла с растопкой для плиты и остановилась в растерянности. – У вас есть ребёнок? – Подбросили, – пояснила ей Мари. – На крыльцо, в этой самой корзинке. – Ай-ай, какие плохие люди живут на свете! Великий грех – подбросить своего ребёнка чужим людям… – Так! – Шастейль хлопнул в ладоши. – Разговоры потом, успеете посплетничать и даже сообразить, кто мог это сделать, а пока мне нужна горячая вода и какой‑нибудь таз. – Вода греется. А еще у двери в погреб я видела маленькую лохань. Наверное, в ней как раз купали младенчика бывшие хозяева. – Так неси побыстрее… Как звать-то её? – спросил он у Сони, не оборачиваясь. – Ребенка? – Кухарку. – Кажется… Анхела. – Анхела так Анхела, – приговаривал Жан, разворачивая ребенка. – Мальчик! Это мальчик. Да какой хороший! Тело чистое, без изъянов. Он словно понимает, что будь больным, некому стало бы с ним возиться, а так… наверняка найдётся семья, которая захочет усыновить такого великолепного младенца. – Скажи, Жан, а могла бы это сделать я? – неожиданно сказала Соня, хотя за мгновение до этого ничего подобного ей в голову не приходило. То есть она думала о том, что можно было бы оставить ребенка в доме, нанять для него няньку, но усыновить… Нет, о таком она прежде и подумать не могла. Что или кто управляет нашими поступками в такие вот моменты, когда мы вдруг решаем переменить нашу жизнь? Кто заставляет нас, приняв решение, подобное озарению, следовать ему до конца? Наверное, и Жан не мог представить, чтобы аристократка… В такие минуты выяснялось, что об аристократах вообще он не слишком высокого мнения. Но тогда что его самого заставляло тянуться к высотам, где обитали эти не слишком уважаемые им люди?.. Так вот, как могла аристократка пожелать усыновить ребенка, о котором ничего не известно? Шастейль нарочно медленно разглядывал пеленки, в которые был завернут малыш, в надежде увидеть какую-нибудь записку, или метку, или медальон. Он тоже кое-что из романов читал. И с некоторых пор считал, будто с подброшенным младенцем непременно что-то прилагают. Чтобы потом безумная мать, паче чаяния она вдруг одумается, могла бы его отыскать. Мать этого ребенка ничего такого не хотела. Отдать чужим людям и забыть! Вешать надо таких женщин! Или зашивать то самое место, которым они принимают в своё лоно мужское семя… – Жан, что с тобой? – уже второй раз окликала его Соня. – Ты думаешь, мы с Мари не сможем его выходить? – Ничего такого я не думаю, – медленно произнёс он. – Просто размышляю, чего вдруг ты решила оставить его при себе. – А почему я не могу так решить? – рассердилась Соня. – Чего вдруг! Или я нехристь какой и не могу пожалеть брошенного ребёнка? Просто пожалеть! А не для того, чтобы потом продать в рабство! Кажется, она уже кричала. В словах Жана ей почудилось недоверие. Неужели он может подозревать её в каких-то нечистых намерениях?! – Да я всего лишь спросил, – стал тут же отбиваться он. – Чужая страна, которую мы со дня на день собираемся покинуть. А ребенку нужна кормилица… Это он уже ворчал вполголоса, потому что не ожидал от Сони такого взрыва. – Какое имя ты собираешься ему дать? То есть он решил, что ничего особенного нет в том, чтобы богатая аристократка захотела усыновить подкидыша. И хорошо, что она так решила… Насчет имени Соня пока не думала. Всё произошло так быстро. Словно кто-то за неё сказал слова, после которых отступать было некуда. |