
Онлайн книга «Прозаические лэ»
![]() А карлик быстро обвязал ее веревкой, чтобы девушка не упала. Он подхватил ручки тележки и покатил ее по лесу. – Эй, Квинталин! – закричал Грелант. – Иди-ка сюда, сын мой! Я раздобыл для тебя Валентину! * * * Спящая Валентина лежала совсем неподвижно, а дышала так тихо, что казалась мертвой. Если быстро бежать, толкая перед собой тележку, то волосы Валентины начинали развеваться, как живые, а губы как будто слегка шевелились. Но глаз она не открывала и ничего не говорила. Первые несколько дней Квинталин только тем и занимался, что бегал с тележкой взад-вперед по лесу, не сводя взора со спящей Валентины. От поездок на свежем воздухе она разрумянилась, и Квинталин утверждал, будто это все идет ей на пользу. – Старайся-старайся ради чужой невесты, – ворчал карлик. – Катай ее по лесу, вози на своем горбу. – Так она, быть может, и полюбит меня, – сказал Квинталин. – Она королевская дочь, – ответил на это Грелант. – Помяни мое слово, Квинталин, добром твоя затея не кончится. Будь я королем, я бы тебя четвертовал. – Я сыграю для нее на арфе, – решил Квинталин. Он увез тележку в чащу, к ручью, возле которого стояла его лесная хижина, вынес волшебную арфу, уселся рядом со спящей Валентиной и принялся играть для нее мелодии, одну загадочнее другой. Музыка разлеталась по лесу, но неизменно возвращалась к телеге и кружила над Валентиной, опутывая ее незримыми шелковыми нитями. Не одна только Валентина слышала эту музыку. Две девушки, пришедшие полоскать белье на ручей, тоже были захвачены арфой. Достигла мелодия и слуха кривобокой Мархерид, которая ковыляла по лесу, собирая хворост. А еще Квинталин, сам того не желая, привлек старую Мабс-травницу, в которой внезапно всколыхнулись самые удивительные воспоминания далекой ее юности. Так что побросала Мабс все свои травы и, подхватив юбки, со всех ног устремилась к избушке Квинталина. Квинталин же играл на арфе, даже не подозревая о том, какое наделал бедствие. А произошло всё оттого, что образ спящей Валентины завладел всеми его чувствами и перетек в пальцы, придав им небывалую силу; поэтому и арфа звучала так сильно и повелительно. И вот играет Квинталин, а Валентина спит; и отовсюду к хижине сбегаются женщины и тянут, тянут к Квинталину неистовые руки. Прискакали босоногие прачки: ноги красны от холодной воды, руки распухли от работы, через плечо висят-болтаются выстиранные одежки. – Полюби нас, Квинталин! – кричат они и хватаются за него холодными пальцами, и тянут за волосы, и дергают за уши, и поворачивают его голову то в одну сторону, то в другую, чтобы укусить поцелуем. – Мы твои, Квинталин! – кричат они, наседая на него справа и слева. Тут раздается треск и шум, и гром от падающих поленьев, и, рассыпая собранный хворост, выбирается из лесной чащи кривобокая Мархерид. Остатки разума еще не покинули ее, и потому не выпустила она из рук здоровенное полено, которое прихватила по дороге. Подпрыгивая и хромая, во всю прыть несется она к Квинталину. – Я твоя, Квинталин! – кричит она басом и машет поленом. Хотел было Квинталин вскочить и бежать, да как же бросить Валентину? Хотел он оборвать музыку, но пальцы будто приросли к струнам. Хотел закричать, чтобы чертовки оставили его в покое, а Мархерид уже вскочила к нему на колени и запечатала его уста мокрым жадным ртом. Тут обе прачки как завизжат, как схватят Мархерид за волосы!.. Покатились они клубком по земле, вереща и нанося друг другу удары: Мархерид дралась поленом, а девушки-прачки – мокрой одеждой. Только-только вздохнул Квинталин спокойно, как на плечи ему вскочила Мабс-травница. Впилась когтями в кожу, схватила зубами за загривок, зашипела: – Я уж и позабыла, до чего сладка бывает мужская плоть! Плохо бы пришлось Квинталину, если бы не карлик Грелант. Он шел себе мимо и вздумал заглянуть в хижину Квинталина – приложиться к кувшину с пивом, поглядеть, хорошо ли спит Валентина, да и вообще – скоротать вечерок. Идет и видит: на поляне дерутся женщины, у Квинталина на спине сидит старая ведьма и жует его уши, а сам Квинталин с выпученными глазами и кровью, текущей по шее, бессмысленно дергает струны. Поглядел-поглядел Грелант на все это, подбоченился и говорит: – Чем это ты занят, Квинталин? Тот только шипит и сипит, и из носа у него капает. – Глупее не придумаешь, – сказал карлик и ударом каменной своей ноги вышиб арфу из рук Квинталина. Упала арфа, звякнула в последний раз и затихла. Девицы и Мархерид продолжали молотить друг друга, но уже без всякой охоты, и наконец клубок из рук, ног и волос распался на трех отдельных женщин: две пригожи, а третья кривобока. Посидели они на земле, приходя в себя, потрясли головами, недоуменно поглядели друг на друга, подобрали с земли мокрую одежду и полено и разбрелись. Мабс-травница так скоро не сдалась, так что пришлось Греланту угостить ее каменным кулаком по носу. – Ай! – закричала Мабс. Карлик же усмехнулся и сказал: – Против моих чар тебе не устоять! Мабс спрыгнула на землю, обернулась лохматым шаром и покатилась прочь, ворча и оставляя грязные следы. Карлик обтер ладони о штаны, а Квинталин схватился за покусанное ухо. – Я же говорил, что добром твоя затея не кончится, – напомнил карлик. – Что ты будешь теперь делать, Квинталин? Как ни одурманены были те четыре женщины, а они видели спящую Валентину и скоро проболтаются об этом. Квинталин с трудом поднялся на ноги, подошел к тележке и посмотрел на королевскую дочь. Та выглядела безмятежной, ресницы лежали на ее щеке и даже не дрожали. – Моя арфа не разбудила ее, – сказал Квинталин. Карлик фыркнул: – Надеюсь, она и во сне тебя не видит. Эдакая ты образина! Да от одного твоего вида честную девушку перекосит, и останется она уродкой на всю жизнь. – Не так уж я и нехорош, – обиделся Квинталин. – Лучше уйдем подальше от этих мест и переждем, пока все успокоится, – сказал карлик. Друзья забрали из избушки заветный кувшин с пивом, да хлеба краюху, да сыра круг, да мяса сушеного мешок, навалили все это на тележку поверх Валентины – и повезли поклажу подальше от лесной хижины Квинталина. Все дальше и дальше в лесную чащу уходили они. Вокруг становилось то темнее, то светлее; деревья росли то гуще, то реже; хвойные леса сменялись лиственными, поляны – болотами, болота – реками, реки – озерами; дальше начались холмы и вересковые пустоши, и вот наконец прибыли приятели и с ними спящая Валентина в землю пиктов. Случилось это на десятый день их путешествия. |