Онлайн книга «Стоять, бояться!»
|
Ох, видела бы мама!! Папа! Линка Синицына! Илья тащил Евдокию за руку вверх по лестнице, та упиралась, пытаясь на ходу привести в порядок распахнутую одежду. – Ты мне змейку сломал! – ругалась на ходу. – Как я домой пойду?! – «Как Котику в такой одежде покажусь?!» Одежда – вдрызг, на щеках подтеки туши, на голове прическа разудалой швабры. – Отстань, говорю, дай застегнуть хотя бы кофту!! Не выпуская Дусиной руки, Илья обернулся… Господи, ну и кошмар за ним плетется. Что подумал бы Гаврилов, застав Илюшу Зубова под лестницей с такой кикиморой? Узбек и тот лишился речи! Землероева упрямо сдвинула брови, путаясь в пуговицах попыталась распределить их в петельках… Сбилась. Поскольку одна выдранная с клочком невесомой ткани пуговка осталась валяться за бидоном. Опять все расстегнула. Илья завыл: – Харе херней страдать, коза!! В любую минуту в подъезде могла появиться Берта. Зубов дернул упрямую козу за руку, и еще одна пуговка покатилась вниз. Возмущение накрыло Дусю с головой. Новая кофточка, купленная ради Котикового обольщения за полторы тысячи рублей, погибла на глазах! Змейка куртки скончалась еще под лестницей. Еще и козой весь вечер обзывают?! – Отдай пакет и пошел на фиг!! Зубов мысленно досчитал до десяти, заставил себя вспомнить, что парнокопытная воровка сейчас нужна ему больше, чем он ей, и быстро зашептал: – Ну, ну, проехали! Отдам я твой пакет, как только попадем в квартиру. Пойдем. Землероева не тронулась с места, вредно закусила губу – драться с эти гадом на лестнице и поднимать шум действительно ни к чему. Так что пусть несет, двумя руками запахнуться легче. – Пошли, – пропыхтела Дуся, легко обогнала мажора на лестнице и первой подбежала к двери с прибитой цифрой восемь. Уже подняла руку до кнопочки звонка, когда услышала за спиной ворчание запыхавшегося Ильи: – Стой. Не звони. Видишь – дверь открыта. Колокольный грохот могучего соседского звонка мог свободно проникнуть через небольшую щелку и привлечь внимание гарпии к дверному глазку седьмой квартиры. Илья оттер плечом задумавшуюся о чем-то воришку и сам распахнул чужую дверь. – Котик? – елейно, в спину засюсюкала протискивающаяся коза. – Котик, ты где? Ау. Зубов тихо прикрыл дверь, перехватил пакет с портфелем под мышку… Сестра щекастого соседа воспитанно шаркала подошвами о коврик и взывала к Котику. Тот почему-то не отзывался, Евдокия мельком погляделась в зеркало, испуганно шепнула «Боже мой!» и поскакала в ванную, не переставая общаться с замолкшим где-то братцем: – Прости, Костик, что задержалась… Я тут… – Плеск воды, кажется, высморкалась. – У нас все в порядке… Вернулась в прихожую и заметила, что Илья застыл столбом на пороге гостиной. Пока подходила к нему ближе, Зубов успел развернуться… Красивое скуластое лицо мажора наливалось бледностью прямо на глазах. У Дуси гулко застучало сердце – такие, как этот гадкий Илюша, запросто не побелеют, – подошла к двойной двери в гостиную, заглянула в комнату и только благодаря тому, что плечо нашло косяк, не рухнула на пол, поскольку ноги превратились в две вареные макаронины. В центре просторной комнаты, прямо под люстрой, на ковре с узором розочками стоял стул. На стуле сидел Котик. Ноги привязаны скотчем к ножкам, руки примотаны к подлокотникам, губы разбиты в кровь, один глаз почти заплыл. Второй страшно и мертво глядел на Дусю. – Ох, – сказала Евдокия и обеими ладонями зажала рот. Не потому, что боялась закричать, а потому, что содержимое желудка рванулось на выход. Илья быстро подошел к мертвому Котику, положил пальцы ему под подбородок, заглянул в зрачки. «Совсем теплый», – прошептал чуть слышно, и Дусин желудок повторил попытку освободиться от содержимого. – Что в портфеле? – все так же глядя на мертвого, глухо спросил Зубов. – А?.. Что? – ошарашенно переспросила Дуся. – Я говорю – что в портфеле?! – обернувшись, зашипел Илья. – Что вы украли, придурки?! – Я… Я… не знаю, – залепетала Землероева. При чем здесь портфель? Что за вопросы?! Котик – мертвый!! В два прыжка Зубов подскочил к ошалевшей девушке, схватил ее за ворот куртки и как следует тряхнул: – Что ты украла, курица?! Почему твоего брата за это убили?! – Почему… почему… – голова Дуси болталась из стороны в сторону как у китайского болванчика, – откуда ты знаешь… – Дура!! – прорычал Зубов. – Его убили только что! Перед этим его пытали!! Ну! Говори! – Я не знаю! Не знаю!! Какие-то документы! Мы хотели потом вернуть их обратно! Зубов брезгливо выпустил куртку, оттолкнул от себя воровку. – Черт, влип я с вами… Он выпустил из-под мышки пакет, и тот смачно шлепнулся на кожаный диван возле окна. Взъерошив волосы Илья застыл, разглядывая через прозрачный тюль верхушки старых лип. – Надо в милицию звонить, – всхлипнув, опомнилась Дуся. Зубов развернулся лицом в комнату и оскалился: – Куда звонить, дубина?! Тебя загребут вместе с этим портфелем, ты – воровка! – Но я же… – Пойдешь, как соучастница, – отмахнулся Илья. В его голове суматошно скакали мысли: надо потянуть время, слазать через балкон, вернуться обратно с картой памяти и пусть делает, что хочет – хоть в милицию звонит, хоть догадается из хаты исчезнуть. Его дело – сторона, своих забот хватает. Евдокия не сводила остекленевших глаз с мертвого брата. Хотелось подойти к нему, упасть на колени, обхватить руками, но не хватило духа. В голове засели слова Ильи: пытали… что в портфеле… дубина, соучастница. Ни один из упреков не летел мимо! Действительно дубина, действительно пытали, на самом деле соучастница. Бунтующий желудок отвлек голову. В стиснутом ужасом горле рождался вой, но слезы почему-то не текли. Хладнокровно мерзкий мажор вернулся к Котику и внимательно его оглядел. – Странно, – пробормотал, пожалуй, не рассчитывая на Дусин отклик, – никаких ранений, кровь только на лице… – У Котика сердце больное. Евдокии показалось, что эти слова произнесла какая-то другая девушка. Та, что стоит где-то рядом и существует отдельно, как прошлая нормальная жизнь, которая была совсем недавно – этим утром, пять часов назад. – Значит – сам? – проговорил Илья и почесал в затылке. – Борис Семенович перестарался, не рассчитал усилий? Евдокия отвела незрячие глаза от брата, сфокусировала зрение на высоком растрепанном парне. О чем он говорит? Какой Борис Семенович? Чего перестарался? |