Онлайн книга «Тайна одноглазой «Джоконды»»
|
Из комнаты с радостным лаем выбежал Гафчик и начал, играя, хватать лапами мои ботинки. – Подожди, Гафч, – вяло махнула я рукой. От пережитых волнений я еле держалась на ногах. Вся одежда на мне была мокрая; а в горле, наоборот, все пересохло. Притащившись на кухню, я стала жадно пить воду прямо из-под крана. Я, наверное, половину питерского водопровода выхлебала, пока наконец не почувствовала, что напилась. Надо было уходить. Но куда?.. Я без сил плюхнулась на табуретку. А может, рискнуть и остаться здесь до утра? Вряд ли Однорукий этой ночью станет меня тут искать. А, будь что будет! Я разделась, приняла душ и бухнулась в кровать. Утром меня разбудило радио. Диктор бодрым голосом сообщал прогноз погоды. Прогноз в Питере был обычный: до обеда дождь, после обеда грязь. Едва открыв глаза, я сразу вспомнила о героической смерти Воробья и рассказала об этом Гафчику. – Да, Гафч, – говорила я притихшему псу, – ты можешь гордиться своим хозяином. Володька был крутой парень. Он вел себя как настоящий герой, прикрывая мой отход. Но силы были неравны. Светлая память о Воробье навсегда останется в наших сердцах. В твоем – собачьем. И моем – человечьем. Правда, Гафчуля? – Гаф, – печально гавкнул пес. Боль в ноге за ночь почти прошла. Я осторожно попрыгала. Терпимо. Дальше оставаться в квартире тети Моти было опасно. Каждую минуту сюда могли нагрянуть киллеры. Поэтому я написала Матильде Эрнестовне благодарственную записку, и мы с Гафчем отчалили. На улице вместо обещанного дождя светило яркое солнце, чирикали птички, мчались по дороге машины… «Вот так, – с грустью подумала я. – Володька погиб, а в мире ничего не изменилось. Солнце светит, птицы поют, машины едут…» Я огляделась по сторонам. Куда же теперь податься? Может, пойти в милицию и все рассказать? Но там меня, скорее всего, и слушать не станут, а сразу упрячут за решетку. И вдруг я поняла, куда мне податься. В питерскую контрразведку!! Ну конечно же! Ведь Сергей Иваныч говорил, что в крайнем случае я могу обратиться за помощью к начальнику петербургской контрразведки. И как это я забыла?! – За мной, Гафчик! – воскликнула я. И мы погнали на Литейный проспект, где находилась ФСБ1. По дороге я решила заскочить куда-нибудь перекусить. И тут же увидела вывеску: «Детский ресторан „Терем-теремок“». Оставив Гафчика у входа (и клятвенно пообещав ему сочный бифштекс), я вошла в двери ресторана. В просторном зале никого не было, кроме персонажей русских народных сказок, нарисованных на стенах: Ивана-царевича с Серым Волком, сестрицы Аленушки с братцем Иванушкой, Василисы Прекрасной с Бабой Ягой. Я села за ближайший столик и раскрыла меню. Блюда и цены здесь были точно такие же, как и во взрослом ресторане. Зато напитки сплошь детские: детское шампанское, детская водка, детский коньяк… Ко мне подбежал официант. И я заказала: жареного цыпленка, яичницу с беконом, заливную рыбу, две порции овощного салата, бифштекс (это для Гафчика), сыр, кофе, мороженое и даже сто граммов детской водки «Бармалей» – просто попробовать, что это такое. Официант не моргнув глазом все записал и убежал. А в зале тем временем появился седой старик. – Здравствуй, деточка, – сказал он, подойдя ко мне. – Здесь свободно? Я обвела зал широким жестом. – Вполне. Старик сел и заказал себе бутылку детского коньяка «Красная Шапочка». А также легкую закуску. – Вот уж не думал, что доживу до такого времени, когда откроются рестораны для детей, – прошамкал он. – А сколько вам лет, дедушка? – из любопытства спросила я. – Ох, деточка, лучше не спрашивай, – махнул он рукой. – Я еще в первой мировой войне участвовал. – А разве мировых войн было несколько? – удивилась я. – Здрасьте. Была еще вторая мировая. – Да-а? – протянула я. – Интересно. Официант с трудом притащил тяжелый поднос с моим заказом. И я принялась сметать все подряд. – Какой у тебя хороший аппетит, деточка, – заметил старик. – Не жалуюсь. Вообще-то еда мне до лампочки, но иногда могу целого быка слопать. Старик улыбнулся: – Как тебя зовут, деточка? – Маня Сидорова, – ответила я. – Маняша, значит, – ласково произнес он. – Ага, Маняша. А вас как звать? – Игнат Матвеевич Канализацын. Я невольно фыркнула: – Канализацын?! – А что ты, Маняша, смеешься? Это старинная русская фамилия. Мои предки строили на Руси первую канализационную сеть. Отсюда и фамилия пошла. А когда Петр I задумал возводить Санкт-Петербург, он приказал моему прапрапрадеду спроектировать канализационную систему будущей столицы. Что и было исполнено. За это царь пожаловал прапрапрадеду графский титул с правом передачи его наследникам. – Так вы, получается, граф Канализацын?! – Да, граф Канализацын! – с гордостью подтвердил старик. – Я пошел по стопам своих предков. Всю жизнь строил и обслуживал канализационные коммуникации. А когда родилась моя дочка, я дал ей имя – Канализация. Правда, она стесняется своего имени, уменьшила его до «Лизы». И напрасно стесняется! Нам, Канализацыным, в России стесняться нечего! Мы, Канализацыны, испокон веков тут жили, живем и будем жить!! Игнат Матвеевич так разволновался, что одним махом выпил полбутылки детского коньяка «Красная Шапочка». Я, кстати сказать, тоже попробовала детскую водочку «Бармалей». Ничего, пить можно. – Неужели вы всю жизнь проработали в канализации? – недоверчиво спросила я. – Да, в канализации! – снова с гордостью подтвердил старик. – Потому как жизнь коротка, деточка, и надо делать только то, что велит сердце! – И сердце вам велело работать там, где отвратительный запах и крысы бегают?! Игнат Матвеевич возмущенно вскинул седые брови. – У тебя, деточка, весьма смутные представления о канализации. Канализация, – важно поднял он вверх указательный палец, – это целый подземный мир, где текут широкие реки и шумят высокие водопады… А какие там гигантские отстойники, прямо безбрежные озера! Куда до них какому-нибудь Байкалу… А знаешь ли ты, Маняша, что канализационные трубы порой достигают таких размеров, что в них может свободно поместиться танковая дивизия… – Вместе с танками?! – округлила я глаза. – Да, вместе с танками, – подтвердил Канализацын. – А когда из миллионов петербургских кухонь, ванн и туалетов в канализационные трубы стекают потоки воды, слышится такая волшебная музыка, которая затмевает все произведения Моцарта, да и Чайковского тоже. Я готов был часами слушать эту божественную мелодию, стоя под землей… |