Книга Павел Чжан и прочие речные твари, страница 24 – Вера Богданова

Выбравшись из-за стола, Леся подхватила планшет и поспешила следом, семеня на крохотных модных каблучках. Догнав Лыкова, она как бы случайно его толкнула, тут же рассмеялась, показав улыбку от лучших стоматологов Москвы, и вцепилась коготками в рукав лыковской толстовки. Лыков закруглил звонок, снял очки, разулыбался и заглянул в предложенный планшет.

Почему она не спросила у Павла, если был вопрос? «Ну просто тебя отвлекать не хотела», – скажет она, хоть и отвлекала его битый час. Павел, конечно же, не ревновал, такие как Леся его не привлекали. Но насколько примитивны человеческие желания и их проявления, подумал он, чувствуя, как раздражение бежит электрическим разрядом по телу и угасает в центре груди. Работать в крупнейшей IT-компании мира, но думать не о проекте – великом, самом масштабном проекте последних лет, – не о том, как стать начальником отдела, не о тайм-менеджменте и эффективности, а о зуде в собственных трусах. И плевать, что занимаешь место, которое могло бы пригодиться специалисту, нацеленному на результат. Плевать, что служебные романы почти всегда ломают карьеры и отвлекают от важного общего дела. Сплошной MS-DOS в голове: пожрать, поспать и переспать.

У Павла же в голове сидел и множился вирус Краснова. Теперь он постоянно был незримо рядом, и Павел мысленно с ним спорил, задавал вопросы, орал от несправедливости и невозможности что-либо изменить. Всё свободное время он проводил в сети, выискивая зацепки, что угодно. При помощи письма из выдуманного ПНИ Павел даже заразил вирусом планшет Краснова, но ничего не нашел. Планшет периодически выключали часов на пять-шесть, из-за чего тот полностью пропадал из поля зрения, и эти временные пробелы Павел мысленно заполнял картинами красновских извращений.

Глава «Добродела» оказался ещё и ярым борцом с сетевой зависимостью. Он продвигал запрет на гаджеты в детских домах – якобы те не отвлекали детей от учебы, и поддерживал идеи «контрас» – впрочем, осторожно и лишь некоторые (за открытую поддержку можно было загреметь в тюрьму). Автопилота и противоугонных маячков в его машине не было.

– Думаешь, самый хитрый? – процедил Павел. В носу опять свербело. – А что с твоей семьей?..

От поисков он очнулся уже в семь, когда зажужжал таймер. Павел нехотя снял очки. За окном давно стемнело, офис опустел, от Леси остался только шлейф приторных духов, и Павел понял, что даже не обедал.

Заварив лапшу, он сел у окна офисной кафешки и набрал Соню, глядя с высоты на влажную городскую хмарь. Абонент находился вне зоны действия сети. Соня часто пропадала, а после появлялась, совсем как кошка, и говорила, что была в «Благих сердцах». Иногда Павлу даже хотелось забраться в базу центра и проверить, действительно ли Соня туда ездит. Дело нескольких минут, сколько раз он проворачивал подобное от скуки в институте. Но сейчас он сдерживался. Попытка контроля – это первый знак привязанности, а Павел не хотел привязываться.

Добравшись до дома по злым и тесным пробкам, в потоке алых фар, запотевших стекол и гудков, он оставил машину чуть дальше, чем хотелось, – за три панельных, в панцире щербатой плитки дома, в просвете между грузовичками с пробитыми колесами. Уже который год они занимали место на обочине проезда, покрываясь всё новыми слоями дорожной пыли, на которой местная шпана рисовала половые органы, слова из трех букв и даже неизменную петлю «контрас».

Павел пересек неосвещенный сквер с призрачными тенями собачников и их собак, по грязи доскользил до лаза меж домами – панельки стояли под углом в девяносто градусов, но смыкались не до конца, оставив метровую щель. В нее и проходили все, не желавшие огибать длинное здание через сквер.

Павел перешагнул невысокий бордюр под балконами, забитыми сросшимся в пестрые блоки хламом, и попал в колодец двора. Из сумрака, разбавленного светом фонарей, доносились крики и тугие звуки ударов. Их Павел не спутал бы ни с чем. Прошел бы мимо – но услышал звонкий детский крик, и ноги сами понесли к игровой площадке. Кровь прилила к рукам, ударила в голову. Мелькнула здравая мысль вызвать полицию, но тут же исчезла, утонула в накатившей злости.

Их было четверо: трое подростков ростом с Павла, и пацанчик лет десяти-одиннадцати, одетый дорого и чисто. Он казался еще меньше, съежившись у горки, обеими руками вцепился в сумку и вжимал ее в живот. Один из лбов пытался ее отнять, тянул за лямку, второй занес кулак, третий, в залихватской кепке в клетку, стоял и наблюдал.

– Это что здесь происходит? – спросил Павел, убирая арки в сумку.

Подростки вздрогнули, отшатнулись от мальца, но, разглядев, кто перед ними, слегка расслабились. Да, Павел совсем не походил на силача.

– Они тебя бьют? – Хотя глупый вопрос, понятно же: да, бьют, и сильно.

– Никто его не бьет, он наш друг, – тут же отозвался тот, что в кепке. Он улыбался, держал руки в карманах джинсов. Другие тоже заулыбались, один похлопал мальчишку по плечу, одернул перекосившийся ворот куртки.

Мальчик неуверенно кивнул. На его губе блестела кровь.

Ага, такой же друг шпане, как мышка кошкам. И Павел был давно знаком с его оцепенением, вот с этим чувством, когда ни рукой, ни ногой двинуть не можешь от шока, от страха, что сейчас опять примутся бить, и на этот раз больнее. А бить станут, ведь ты не отвечаешь. Не они, так кто-нибудь еще.

– Правда? А твои родители знают, что ты здесь?

– А тебе чё надо? – снова влез парень в кепке.

Павел ему не ответил, хотя внутри всё дрогнуло, забулькало, вскипая.

– Где ты живешь? Я могу проводить тебя до подъезда, – сказал он мальчику, выманивая его из обступившей стаи.

Но мальчик не отвечал и не шевелился. Тот, что в кепке, сплюнул себе под ноги, глянул на корешей. Кореша неуловимо подобрались.

– Паш-шел бы ты отсюда, китаеза, пока ноги не оторвали. Понаехали.

Он подошел и не спеша, лениво толкнул Павла в грудь.

Страх и злость, проект и весь культурный слой – всё тут же отвалилось, стихло. Остался лишь звон в ушах. Мир сузился до зыбкого просвета, а руки делали. Главного в кепке за шиворот о расписанную цветочками стену, второму в нос, а третьему по-подлому в живот и в пах, коленом, дважды. Еще раз в нос, и вроде как он тоже пропустил удар, но боли не было.

Привычка. Старые инстинкты. Как будто не было последних лет, и снова он на пустыре у пруда, где либо ты, либо тебя, и всем плевать, останешься ли ты в живых. Шваль вылезла на свет из Павла под молодой звериный рев: бей его, бей его, бей китаёзу!

Подростки всё быстро поняли и сбежали, драться с ними было легко и даже стыдно. Их жертва вжалась в угол между лесенкой и горкой, слизывала кровь с губы. У Павла на языке тоже было солоно. Он ощупал челюсть. Точно назреет синячище.

Тяжело дыша, он упер кулаки в бока, навис над спасенным:

– Ты чего с ними пошел, а?

Пацаненок молчал, с испугом глядя снизу вверх на Павла.

– Набери родителям сейчас же. Или дай планшет, я сам им наберу. – Павел протянул ладонь, но мальчишка вздрогнул, сжался.