Книга Будь моей няней, страница 46 – Маруся Хмельная

— Нет. И следующая отвечает Памела. Пэм, если бы этот человек был птицей, он был бы дятлом.

— Дятел… дятел… Это потому, что он стучит по дереву? Или у него красная шапочка?

— Памела, вопрос должен быть поставлен так, чтобы ответ был да или нет.

— Хорошо, тогда дядюшка Бурумбус! Он работает с деревом!

— Да я же спросила про Бурумбуса, папа сказал — нет! — возмутилась Камилла.

— Ты спросила про Женуарию, — парировала Памела.

— Потому что папа сказал, что собака добрая. Значит, не Бурумбус! Что непонятного-то?

— Потому что это ты думаешь, что Бурумбус — злая собака. А папа мог думать, что добрая, — опротестовала Пэм.

— Короче, это не Бурумбус. Элли, ты поняла? — спросила Камилла.

Та сосредоточенно кивнула и перевела взгляд на посмеивающегося отца в ожидании вопроса.

— Если бы это был цветок, то календула.

— Вот, я же говорю, что-то яркое, значит, из одежды. Мири, спроси, — шепнула Памела.

— Потому что оранжевая? — послушалась сестру Элли.

— Нет, — улыбнулся отец.

Элли бросила убийственный взгляд в сторону сестры.

— Итак, второй круг. Камилла. Если бы этот человек был насекомым, он был бы пчелой.

— Трудолюбивый, значит… — задумалась Камилла. — И с деревом связан… Ну точно, Бурумбус подходит. И с цветами… А! Значит, садовник! Это наш садовник Флоринус! Точно! И деревья сажает, и пчелки над цветами кружатся.

— Нет, не угадала, — засмеялся граф и повернулся к Памеле: — Если бы он был книжкой, то был бы справочником.

— Медицинским справочником? — в волнении выпалила Пэм и даже подалась вперед.

— Да, — ответил с улыбкой граф, и глаза его довольно блеснули.

— Это наш лекарь, дядюшка Густаво.

— Умница! — похвалил граф.

— Да, я поняла. Календула — лечебный цветок, дятел лечит деревья, собака тоже помогает в лечении людей. Пчелы, я читала, тоже.

— Вот что значит много читать! Умница Памела, — похвалила я, бросив многозначительный взгляд в сторону Элли.

У той азартно загорелись глаза. Судя по ее настроению, она была готова сейчас героически прочесть всю библиотеку, не отрываясь, только чтобы выиграть. Как я уже заметила, Элли была очень азартной. Очень эмоционально реагировала на проигрыши и выигрыши.

— Теперь Памела водит.

Теперь уже и я включилась в игру. Время пролетело весело и незаметно. Но игра быстро исчерпала себя, потому что общих знакомых здесь у всех нас оказалось мало, все они почти были связаны с этим домом. Знакомых графа и Камиллы из академии не знали младшие сестры, их подруг не настолько хорошо знали другие члены семьи. Тех, кого знала я, они вообще не знали. Это надо исправлять, решила я.

— Поэтому, когда Элли выздоровеет, мы все вместе пойдем в кофейню к дядюшке Бонборино. И я познакомлю вас с чудесными тетушками: Нуттеллой, у которой самые вкусные пирожные в Магистратуме, Амарэттой, у которой все «курочки», а вы будете «птенчиками». — Я подмигнула девочкам, а они, вспомнив мои рассказы, захихикали. — И еще со многими другими жителями города.

— Вы уверены, что знакомство со всеми этими кумушками Магистратума девочкам пойдет на пользу? — потом наедине скептически спросил меня граф. — Недалекие сплетницы.

— Вы слишком поверхностно судите, — упрекнула я. — Я понимаю, вы хотите блестящего окружения для дочерей, но разве среди аристократов мало подлых или глупых людей? Образованность, конечно, возвышает человека. Если у него есть для этого задатки и пытливость ума. Но большинство, научившись манерам, не приобретает с ними в комплекте доброго сердца. Многие из простых обывателей Магистратума добрые и порядочные люди, разве можно это назвать плохой компанией для ваших дочерей? И разве не должны они видеть и узнавать мир? Или вы хотите растить их, как в оранжерейной теплице? Не считаю это правильным.

— Нет, Имма, вы правы. Делайте, как считаете нужным. Я полагаюсь на вас.

— Раз так, еще должна вам признаться, что я научила играть Элли в карты. — Я решила, что после таких слов самое время сообщить об этом графу.

И не зря. Возникла немая пауза.

— Что, простите, Имма? — желая убедиться, что не ослышался, переспросил граф.

— Я показала Элли, как раскладывать пасьянс. Она сказала, что вы не разрешаете им играть в карты, я обещала, что с вами переговорю. Вот, ставлю в известность.

Граф посверлил меня грозным взглядом, а потом хохотнул.

— Имма, вам не кажется, что в таких случаях сначала советуются со мной, а потом уже совершают поступок?

— Граф, вы меня в качестве кого наняли?

— Гувернантки, и что?

— Вы минуту назад сказали, что полагаетесь на меня.

— Имма, вообще-то я не зря запрещаю такие вещи. Как вы думаете, почему?

— Потому что азартные игры — это плохо. Что тут думать? — ответила я.

— И? Теперь мне интересно послушать ваши аргументы. Уверен, вы меня удивите в очередной раз, — с предвкушением обратился ко мне граф.

— Знаете, где прошло мое детство, граф? До того, как я попала к герцогу.

— Нет, Имма, но я был бы рад, если бы вы со мной поделились.

— В приморском курортном городе Форно, наверняка вы слышали о таком.

— Да, один из курортов, который любит богема и аристократия. Я бывал там пару раз, в том числе в самый счастливый период своей жизни.

— Да, все верно. Форно — город контрастов. Богема, элита, художники и музыканты, нувориши и мошенники всех мастей, авантюристы и аферисты, шулеры, картежники, воришки и шарлатаны, альфонсы и содержанки — кого только не привлекает он своими огнями в поисках острых ощущений. А может, и манит он к себе как раз поэтому — где еще пересекутся пути всех этих участников курортного приключения?

Граф слушал с волнующим меня интересом. Когда он так внимал, глаза его мерцали синевой бархатной летней ночи, манящей томной негой и ласкающей теплым ласковым ветерком.

— И я не раз, будучи ребенком, видела, как совращали разного рода подлецы юных неоперившихся отпрысков аристократов, воспитанных в строгих рамках запретов. Они как беззащитные птенчики легко поддавались соблазну всех пороков, потому что все запретное притягивает, как свет мотылька. И те, кто дает то, что запрещают родители и няньки-гувернантки, легко пользовались наивностью и неопытностью молодых людей, которые с непривычки пускались во все тяжкие, не чувствуя границ. И я вынесла для себя одно: запрещать что-то бесполезно, надо сделать так, чтобы желанное перестало быть недоступным. Вы знаете, что в школе у Памелы все девочки уже играют в пасьянсы?

— Нет, — растерянно сказал граф.