Книга Заставь меня остановиться, страница 10 – Наталья Юнина

— Выключите воду. Мне очень холодддно.

Воду Лукьянов, как ни странно, выключает и подает мне бутылку.

— Пей. До дна.

— Я не хочу. Мне холодддно. Дайте одеяло.

— Я сказал пей. До дна. Залпом. Иначе волью все сам. Только потом на твоих щеках будут синяки, что никакой пудрой не замажешь.

— Я не пользуюсь пудрой.

— Заткнись и пей, — зло бросает он.

— Не могу. Руки. Я их не чувствую. Может меня парализовало?

— Тогда будешь на пару с мамой лежать. Она после болезни Лайма, ты после отравления не пойми чем.

— Хватит.

— Вот именно, что хватит болтать. Давай глотай, — обхватывает мой подбородок и буквально заливает в меня отвратительную на вкус жидкость.

— Я больше не могу.

— Можешь, — не взирая на мои протесты, продолжает вливать в меня содержимое бутылки до тех пор, пока я не начинаю кашлять. Но стоило мне только это прекратить, как он снова продолжил.

— Я сейчас ло…ллопну.

— Мочевой пузырь тебе на что? Давай, осталось чуть-чуть.

Кое-как вливает в меня остаток и наконец отпускает мой подбородок.

— А что, если меня правда парализовало?! Ведь опьянение происходит не так. Должно же быть легко и хорошо? Да?

— Ты меня спрашиваешь? Я пью мало и точно не до такого состояния. Сколько ты выпила и что?

— Я не знаю. Кажется, виски. И коктейль. Вроде как. Я никогда не пила.

— Да, да. Отличница, никогда не врала, не пила и матом не ругалась. Забыл, еще и девственница, читающая молитвы. Все перечислил? — насмешливо бросает Лукьянов. А меня вдруг такая злость взяла. Ведь кроме матов и вранья, правда же все. Да и то, матом я ругаюсь крайне редко. Ну ведь правда. Я неплохой человек. — Забыл сказать, ты, наверное, еще кровь сдаешь, детишкам и животным помогаешь.

— Да пошел ты. Кккозел.

— О, есть эффект. Только давай так: а не пошли бы вы в задницу, Богдан Владимирович.

Не знаю, что на меня находит, вместо ответа я поднимаю вверх средний палец. И, несмотря на неподобающее действие с моей стороны, я дико рада тому, что у меня задвигались пальцы!

— Вот видишь, ты не парализована, Анна Михайловна. Правда, если еще раз покажешь мне этот палец, тебе будет плохо.

После произнесенного «плохо» к горлу подкатывает волна тошноты. Так, что в следующий момент я вновь извергаю содержимое желудка. И если бы не Лукьянов, вовремя ухвативший меня за плечо, я бы рухнула на колени. Отлично, теперь и он залез в ванну.

— Давай извергай все, не стесняйся. Я тебя держу, — беззлобно произносит он, удерживая одной рукой мои мокрые волосы.

Не знаю сколько времени я делаю такие позорные вещи при этом мужике. В какой-то момент, мне становится все равно. Мне очень, очень плохо. Руки начинает трясти. Голова — не моя. Господи, от чего так плохо?

— У тебя что-то болит? — врывается в мое сознание уже знакомый голос.

— Ннет, — качаю головой, откидывая ее на кафель. Закрываю глаза.

— А почему тогда подвываешь?

— Плохо. Потому что мне очень плохо, — повторяю я, пытаясь поднять с колен руки и прикрыться, но руки почти не слушаются. — И сил нет. Совсем. Мне страшно. Я не могу поднять руки. Не могу прикрыться.

— Да можешь не прикрываться, грудь у тебя нормальная, — включает воду. — И белье целое, без дырок. Даже комплект цельный. Кружевной. Кто-то, видимо, настраивался на секс, а вышли… помидоры. А я думал, что все съеденные тобой овощи ты мне оставила на кровати.

— Какой же вы козел.

— Прощаю «козла», только потому что тебе плохо. Утром будешь просить прощение.

— До утра я не доживу, — бормочу я.

— Да прям. Скоро полегчает, — вновь поливает меня водой.

— Мне кажется, я теряю сознание.

— Ты точно ничего не употребляла кроме того, что тебе налили? Аня!

— Нет. Я никогда не пила, может поэтому мне так плохо?

— Черт, сейчас я даже поверил тебе. Наверное, старею.

— Вы, конечно, старый, но не настолько, чтобы…, — договорить я не смогла, просто потому что в этот момент поняла, что теряю сознание. И если бы не хлопок по щеке, точно бы отрубилась.

— Больно!

— Ну было бы странно, если бы тебе понравилось.

В следующий момент, Лукьянов поливает мой затылок и лицо реально холодной водой, так что я прихожу в себя.

— Ааа, ты больной что ли? Чо ты творишь?

— Ну вот — полегчало, раз бьешься.

Сама не заметила, как подняла руки.

— Всю рвоту с твоих волос я смыл. Дальше ты снимаешь с себя белье, и я даю тебе халат. В мокром белье на кровать не пущу.

— Я не смогу.

— Значит его сниму я.

— Да прям щас. Вы и так видели то, что вам не полагается.

— Приступы целомудрия оставь для кого-нибудь другого. Давай раздевайся.

Не знаю в какой момент мне стало немного лучше. Тогда, когда Лукьянов вышел из ванной или в момент, когда у меня получилось приподняться с бортика ванны и стянуть с себя трусы. Я не парализована, это просто дикая слабость. С лифчиком все оказалось труднее. Он никак не хотел поддаваться.

— Он расстегивается спереди, — резко поднимаю голову на стоящего с полотенцем Лукьянова.

— Вон отсюда! — вскрикиваю я, сама не узнавая свой звонкий голос. Хорошо хоть трусы лежат на бедрах, прикрывая меня.

— Ты часом не забыла, что находишься в моем доме?

— Тогда отвернитесь!

Лукьянов задергивает шторку, я же расстегиваю лифчик, застежка которого действительно располагается спереди.

Подставляю лицо под струи воды и, опершись рукой о стену, пытаюсь встать.

— Подайте, пожалуйста, полотенце.

На удивление шторку мне никто не отодвинул и не опозорил. Я схватила одной рукой протянутое полотенце и быстро притянула к себе. А в следующий момент Лукьянов таки открыл шторку.

— Давай не дури, — грубо пресекает мои попытки обернуться полотенцем и сам своими лапами затягивает его сзади. Зажмуриваю глаза, когда понимаю, что он поднимает меня на руки. В этот момент меня снова дико затошнило, так, что я забыла о том, что Лукьянов несет меня на руках.

Он укладывает меня на постель и тут же бросает рядом со мной белый махровый халат.

— Закрывай свои сокровища. У тебя на все максимум три минуты.

Не знаю, что меня больше удивило. То, что постель застелена новым бельем или то, что он не стал меня позорить переодеванием при нем.

* * *