Книга Заставь меня остановиться, страница 51 – Наталья Юнина

— Больше ста килограмм или меньше?

— Пятьдесят два.

— Кошмар, какая жируха, — насмешливо бросает Богдан, закидывая в рот оливку.

— Ими, кстати, часто давятся. А я не умею проводить прием Геймлиха на практике. Исключительно в теории.

— Намек понят. Научим. Через минуты три мясо будет готово. Вот только я не вижу на столе вина.

— Я его вылила. Алкоголь вреден для здоровья. А сок я сейчас принесу. Кстати, а в доме есть мед?

— Тебе недостаточно торта?

— Достаточно. Но к камамберу хотелось бы мед.

— На нижней полке холодильника справа есть банка с одуванчиковым вареньем. Оно прекрасно заменит мед.

— Одуванчиковое?

— Оно самое. И вино принеси.

— Я сказала, я его вылила. А если у тебя что-то с ушами, то могу их промыть от серной пробки. Так сказать ты — мне, я — тебе.

— Без обид, Анечка, но я пока не могу доверить тебе свои уши.

— Не очень-то и хотелось, — чуть ли не фыркая произношу я, направляясь в дом.

Обыскав холодильник, я-таки нашла варенье, но отнюдь не на нижней полке. Забавно, но по виду оно смахивает на мед. Недолго думая, открыла крышку и решила попробовать эту сомнительную на первый взгляд сладость. Слегка переборщила, облив не только пальцы, но и немного ладонь. Лизнула стекающую по ладони дорожку и поняла, что это вкусно. Не мед, но однозначно не хуже. Одуванчики, блин.

— Ну как? — я не сразу соображаю о чем меня спросил Лукьянов, просто потому что в следующее мгновение он подносит мою ладонь к своим губам и нарочито медленно слизывает варенье с моих пальцев. — Сладко, — чуть хрипло произносит он, облизывая свои губы. Блинский блин! Чертов искуситель. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Мозг, дорогой, я попрошу тебя остаться на своем месте. Не вытекай, пожалуйста, из черепушки.

— Давай снова поиграем на желание, — шепчет мне на ухо. — Если вот прям сейчас ты не захочешь со мной целоваться, то так уж и быть я отвезу тебя вечером домой.

— Не захочу, — со всей уверенностью в голосе произношу я, открыв глаза. При этом пытаюсь вернуть свою руку на место.

— Так это проверяется не словесно, — произносит Богдан, отпустив мою руку. А затем заправляет мне волосы за ухо.

— Мясо, — уже не так резво произношу я, отводя взгляд в сторону.

— Что мясо?

— Сгорит, — тихо произношу я, сжав липкую ладонь в кулак.

— А я люблю с аппетитной корочкой, — шепчет мне в уголок рта, а затем дразняще медленно проводит губами по моим. Зарывается рукой в мои волосы и чуть оттягивает их назад. Ну блин, как так? Не отвечай, просто не отвечай. Пытаюсь представить перед собой поляну из жуков и других мерзких тварей, однако не помогает, особенно, когда ощущаю губы Лукьянова на своей шее. Ммм… приятненько. Гадство какое, что-то не выходит из меня неприступной девственницы. «Потому что перезрелая» — шепчет одна половина меня. «Потому что с Лукьяновым приятно» — шепчет другая. Ай, да ну на фиг, кого я обманываю? Это всего лишь поцелуй! Хочу и буду целоваться. А домой я и так уеду. Словно почувствовав мой настрой, Лукьянов оставил мою шею и снова прильнул к моим губам. Я же, недолго думая, разжала липкую ладонь и обхватила обеими руками его лицо. Усмехнулась в ответ на его усмешку и толкнулась языком ему навстречу. Вкусно. То ли от сладкого варенья, то ли от того, что… да просто вкусно. Не хочу ни о чем думать. Бешеные поцелуи, липкие руки и сердце, устроившее «аритмичный танец». Ну классно же!

Наверное, я бы и дальше балдюшничала, наслаждаясь этим моментом, но вдруг проснувшаяся разумная часть меня решила притормозить. И вовсе не от того, что рука Лукьянова, как и в прошлый раз оказалась на моей ноге. Просто продолжения сегодня и завтра точно не будет. Так зачем распалять мужика? Ну не совсем же я дура, в конце-то концов?!

— Богдан, — бормочу ему в губы, пытаясь отстраниться. — Все, все. Хватит. И вообще, там уже реально мясо сгорело, — с силой отцепляю от себя его руки.

— Дебил, — усмехаясь, произносит он, проводя пальцами по щеке, которую я измазала липкими руками.

— Мясо, — повторяю я, неловко отводя в сторону взгляд.

— Кто о чем, а Аня о жратве, — вновь усмехается. — Сок не забудь, — уже у порога произносит он.

* * *

Не сказать, что между нами было какое-то напряжение во время трапезы, Лукьянов вел себя как обычно, ничуть не стесняясь есть руками мясо, да и вообще говорить на непринужденные темы, а вот я чуть стушевалась, когда окончательно поняла, что максимум в десять мне надо отсюда однозначно уехать. Признаваться в своей слабости, равно как и сдаваться на милость Лукьянову столь быстро, чтобы выглядеть в его глазах легкодоступной — не хочу.

— Завтра утром пойдем ловить рыбу, — увы, не пойдем.

— Ты что, рыбак? — идиотский вопрос, но промолчать еще хуже.

— Нет. Но в детстве часто ловили рыбу сначала с дедом, потом с отцом. Сейчас с этим проще, есть деньги — есть классная удочка. Особых навыков и не надо. А потом уху сварганим. Наваристую такую. Не любишь? — спустя несколько секунд интересуется Лукьянов.

— Люблю. Мне надо маме позвонить, я отойду.

И хочется здесь остаться, в том числе и рыбу половить впервые в жизни, но понимаю, чем это закончится. Не хочу я так быстро. Неправильно это. Отхожу чуть дальше дома и набираю маму.

— Мам, привет. Я сегодня поздно приду. Тут Лиля оказывается приехала. Я вот через час уйду из больницы, а потом мы… с ней встретимся. В общем, я в часов одиннадцать или двенадцать вернусь. Хорошо? — отвечать мне мама не спешит. И это, откровенно говоря, странно.

— Ладно. У тебя все нормально?

— Да, все хорошо.

От чего-то стало не по себе. Даже не за вранье, а от маминой задумчивости.

— Сегодня в двенадцать? — резко поворачиваюсь на хорошо знакомый голос.

— Это наглость — подслушивать чужие разговоры.

— Наглость — не соблюдать условия игры. Ты проиграла.

— Я не давала согласие на эту игру. Мне нужно домой, и ты отвезешь меня вечером. А если нет — я сейчас же позвоню брату.

— Детский сад, не находишь? Ты что, не можешь сказать матери, где и с кем ночуешь?

— Нет, не могу. Точнее не хочу. Через неделю тебя в моей жизни может не быть, учитывая специфику наших взаимоотношений. Поэтому меньше знают о том, с кем их дочь проводит время — крепче спят.

И ведь нет в моих словах ничего такого на что можно возразить, однако Лукьянов так на меня посмотрел, что по коже пошли мурашки.

— Через пару часов я тебя отвезу, — сказал, как отрезал. Хуже всего, что часть меня, жалеет, что он, черт возьми, не уговаривал меня остаться. Да, ну как поспорить с тем, что женщины временами… дуры?

* * *