Книга Приручи меня, если сможешь, страница 17 – Евгения Чащина

Неудачная фраза. Понимаю сразу, как сказала. Потому что его взгляд полыхнул опасным огнем.

Хватает мои волосы в кулак и больно стискивает их, заставляя смотреть ему в глаза.

— Ты хочешь какой-то другой сценарий предложить?

— Любой сценарий без насилия, — тут же панически вцепилась в его руку.

— Его не будет, если ты уяснишь одно: я хочу тебя. И мне плевать на то, чем ты и когда будешь заниматься, я не буду указывать тебе, какую подобрать работу. Но в любой момент я захочу приехать к тебе, поэтому ты встречаешь меня красивая, ухоженная и готовая к тому, что я буду тебя трахать.

Его голос хрипит, а хватка ослабляется. Это однозначно похоже на что-то повернутое с его стороны. Эти перепады настроения сильно напрягают.

В общем ясно. Я не подберу никакую работу. В таких условиях мне оставаться секс игрушкой и приживалкой, пока не пойму, как жить дальше.

— Твой кофе остыл, — говорю негромко, больше всего на свете делая выбраться из его рук, чтоб не спровоцировать очередную вспышку насилия.

Хватает меня за плечи, сильно встряхивает и гаркает в лицо:

— Что ты от меня хочешь?

— Что ты делаешь? — пищу в его руках низким, хриплым шёпотом.

А затем включается инстинкт самосохранения, который бьет тревогу. И я хватаю его лицо, притягиваю к своему и целую. Только бы помогло.

Хватает жадно мои губы, сильно сжимает талию и приподнимает меня в воздухе. Несет в спальню и осторожно бросает меня на кровать, наваливается еще аккуратнее и требовательным, слишком жарким поцелуем присасывается к шее. Его руки проникли под маечку, жадно шарили по моему телу.

— Я сгорю с тобой.

Я едва могу перевести дыхание и боюсь отвечать. Я уже не знаю, какие мои слова могут стриггерить его. Не понимаю, что пробуждает насилие. Но знаю, что его гасит. Поцелуи.

Пусть лучше целует, чем сжимает талию, надавливая на огромный синяк.

— Молчи, — шепчу и снова его целую.

— Сука, Вартан, я тебя пристрелю, парень!

Илья сваливается с меня и злобно трет лицо, зато на тумбочке орет его телефон.

— Какого хуя, брат? Я же сказал, что с нее меня стягивать взрывоопасно. Ноги в цемент давно совал? — то ли злобно, то ли с издевкой рявкает на собеседника.

Мужчина спрыгивает с кровати и скрывается за дверью.

«Что с неё меня стягивать взрывоопасно», — воспроизводит фразу мой мозг, и я кривлюсь. Как мило. О том, что у него секс кукла знают и его друзья. Я думала, что чувствовать себя более мерзко сложно, а вот оно как. Можно. Мило.

Встаю с кровати, быстро привожу себя и постель в порядок.

Возвращаюсь на кухню, завариваю себе кофе. Опять хочу плакать. Держу себя в руках изо всех сил.

Через двадцать минут Илья возвращается с балкона и бросает мобилку на стол.

— Приготовь завтрак, через час поедем в отель. Твой отец вернулся из краткосрочной командировки. Будем говорить о его вопиющем поведении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Что? Зачем???

Первая мысль выветрилась из памяти. Начинаю паниковать, паниковать почти до панического приступа.

— Не надо. Я не хочу. Пожалуйста, не надо, не надо, не надо.

Сердце стучит так, словно вот-вот проломает рёбра. Заклинило на одной фразе и не могу даже захлопнуть рот.

— Прекрати истерику, — говорит слишком жестко, — мы попрощаемся с твоим папашей, и на всю оставшуюся жизнь я ему втолкую одно: насколько будет тебе больно от его выпадов, настолько будет хреново ему от моих выпадов. Бить мужиков я умею и практикую. К таким как он не испытываю жалости. Что у нас есть перекусить?

Я замолкаю так же резко, как начала говорить. Забыла где я и перед кем. Ему плевать на мой страх. Всем плевать. И на меня всем плевать. Пара поцелуев, и я тут расклеилась, словно перед парнем своим. Он не мой парень. Он меня купил. Не для того, чтобы я сопли жевала.

Встаю на ноги, подхожу к холодильнику, достаю оттуда колбасу, сыр, помидоры, яйца и как робот начинаю готовить омлет. Молча ставлю тарелку перед ним на стол. Самой кусок в горло не лезет. Там по-прежнему стоит ком, которому некуда выйти. И в глубине души мне хотелось лишь одного — громко заорать.

— Собирайся, у тебя десять минут, — говорит ровно и больше не смотрит на меня.

Выхожу из кухни. Делаю, что он велит. Ровно через десять минут выхожу на кухню, полностью собранная. Он поднимается, не трогая меня, и я рада. Не хочу с ним разговаривать.

Выбираемся из дома так же в тишине. Чем ближе к отелю, тем сильнее вжимаюсь в сидение. И когда машина останавливается, мое сердце пропускает удар. Хочу зажаться в этой машине и не выходить даже в случае атомной войны. Но вовремя пинаю себя. Ему это не интересно. У него тут своя Вендетта и своя месть.

Мы входим в фойе и встречаем отца прямо на ресепшене.

Его взгляд сразу приковывается к моему бескровному лицу, и я вижу, что в его глазах мелькает самодовольство. Он любил видеть меня в таком состоянии.

Илья ничего не говорит, он ловко в несколько шагов преодолевает расстояние и со всей дури всекает отцу в живот. Тот сгибается и изрыгает проклятия, ничего членораздельного сказать не может.

— А теперь запоминай, пидорас старый: один синяк на теле мой девочки ровняется сотне на твоем. Так понятно?

Илья цепко сжимает прядь волос моего отца и делает еще один сильный удар в живот. Отец падает у его ног и хрипит, пытаясь откашляться.

— А теперь что ты должен сделать, чтобы я тебя не убил?

Все это происходит прямо на ресепшене. У меня перехватывает дыхание от того, что это происходит в таком людном месте. Жалко ли мне отца? Нет. Нисколько. Но я предпочла бы не видеть того, что происходит.

— Что ты хочешь? — хрипит он в мою сторону, а я молчу, брезгливым взглядом смотрю на него.

— Неправильные слова, — заламывает руку за спину и зажимает ее так, что даже я слышу, как скрипят суставы. — Я жду, Егоров.

— Отпусти, — рычит, но Илья заламывает так, что я слышу хруст, а отец воет и кричит от боли.