Онлайн книга «Дети грядущей ночи»
|
– Видите ли, Алеша, ситуация сложилась глупая. Мы же с вами интеллигентные люди, и вполне естественно, что все эти варварские ритуалы, ммм… этот вынужденный расстрел, например, вызывают у приличного человека ммм… отторжение на обычном физическом уровне. – Так точно-с! – Спасибо. Но ментально! Ментально мы сильнее, гораздо сильнее всех этих варящихся в своем кровавом дерьме ротмистров! Вы согласны? – Так точно-с! Полковник снова махнул рюмку и, не дожидаясь замешкавшегося Алеши, наполнил ее снова и тут же выпил, не закусывая и даже не морщась, по своему обыкновению. – Допустим, я оказался не совсем там, где мне надлежит быть. Что ж? Опустить руки? Уподобиться среде? Дудки! Кто-нибудь – да. Но не Лаевский! М-да. Ибо в каждом обществе, а армия тоже общество, не спорьте, есть центр влияния. Это нормально. Как учит нас Макиавелли, достаточно воздействовать на этот центр, подчинить его, а если не выйдет, сломать! И – оп! – ситуация снова под вашим контролем. М-да, мне кажется, что этим центром, авторитетом должен быть и стану я по причине должности и звания. А что имеем пока? Какой-то там ротмистр, как его? – Булатов-Вашкевич, ваше высокоблагородие. – Да! Отвратительный хамоватый тип. Воздействию он не поддается. Быдло. Толстая кожа. Значит, нам ничего не остается, и мы будем что? Правильно! Ломать! Хребет! Через колено! Как вы думаете, Алеша, у этого вашего… есть слабости? Может быть, привязанности? Не стесняйтесь, мы же с вами в одной, так сказать, …э …обойме! – Не знаю. Конь у него, на свист приходит, умный, зараза. Сам видел, как они разговаривают-с. – С конем? – Так-с, конь молчит, конечно. А Булат этот вполне разговаривает с ним, как с человеком. Да-с. Не хотелось бы сплетничать. Но… еще с сестрой милосердия, Верочкой, как бы роман-с. Все в полной ажитации и в восторге от этой истории. Она его в лазарете с того света вытащила, а по выздоровлению написала просьбу их сиятельству, дабы последовать за возлюбленным на фронт. Прямо Орфей и Эвридика, только наоборот! – Ну, вот же! Пр-э-э-э-лестно! – озаренный какой-то мыслью, Тимофей Ильич тяпнул еще рюмочку и с удовольствием принялся за зайца, да так, что кости затрещали на крепких, чудом сохранившихся к почтенному возрасту зубах. * * * Темнело. По периметру огромного шатра цирка-шапито молчаливые рабочие зажгли газовые фонари. Синие огоньки мерцали, окруженные тысячами слетающихся и тут же падающих на землю мотыльков. «Точно, как с любовью. Мы стремимся к ней, к этому светлому, неземному чувству, оно согревает нас теплом, которого так не хватает в потемках чувств. Опьяненные, восхищенно кружим рядом, не подозревая, что, скорее всего, этот свет, весь этот волшебный свет, то, что зовется любовью, не совсем то, что нам кажется, и даже, наверное, не для нас создана. Свет, вспыхивающий в душе, нечто придуманное высшим разумом, чтобы ему было удобней ориентироваться в кромешной нашей темноте. А мы толкаемся, деремся за что-то, чем по определению не можем обладать хотя бы в силу ограниченности разума и чувств. Мотыльки, да и только. А победители, самые дерзкие, кидаются в пропасть этого божественного источника тепла и света. Сами надеются стать светом, обрести бессмертие. Но на деле просто гибнут в дурацком восторге от прикосновения к случайно зажженному Господом огню любви, а это лишь фонарь – маяк мира совершенных существ с более развитыми чувствами, и все это мы видим, но не можем осознать, потому как – за гранью понимания». Мишка смотрел на расходящуюся гогочущую бурно жестикулирующую публику и едва не плакал от огорчения. Брат, с которым не виделись долгих четыре года, на встречу не пришел. Мало ли, бывает, может, что-то срочное? Всякое случается. Обидно, что адреса брата у Мишки не было. Связь была лишь через письма Ганны ему и Сергея – матери. Едва договорились, две недели ждал встречи, и вот… снова безликое «до востребования». Ищи теперь старшего Маруту по всей столице. И ведь мог попасть на представление, сидеть рядом с очаровательной Полиной, смеяться, слушать ее глубокий чувственный голос. И вот все это не сбывшееся маленькое счастье оказалось принесенным в жертву. И чему? Увы, пустому ожиданию. – А вы все ждете? Какой вы… упорный, – сердце Мишки екнуло, он обернулся, так и есть: за спиной стояла Полина, улыбающаяся чуть ли не во все тридцать два жемчужных зуба. Чуть поодаль откровенно ржал Зубов, невинно пытающийся взять под локоток Владу и тут же ретировавшийся под ее гневным взглядом. – Все. Сдаюсь. Не пришел. Наверное, что-то случилось, – Мишка пожал плечами, чувствуя неловкость от явного внимания девушки. – Бывает, – в глазах Полины сверкнули азартные искорки. – Константин вызвался нас проводить. А вы? – Ну, мне кажется, что двухчасовое ожидание – это за гранью разумного, поэтому Михаил присоединится к нам! – тоном, не терпящим возражений, заявила Влада. Она быстро подошла к сидящему на железном ограждении Мишке и решительно протянула ему узкую ладонь. – Хватит ждать! Вставайте! Уходим! Опешив от ее напористости, Мишка смущенно кивнул головой и, не обращая внимания на протянутую руку, суетливо вскочил, делая вид, что сметает с брюк несуществующую пыль. – Барышни, в благодарность за этот прекрасный вечер, отныне и впоследствии, вы находитесь под моей защитой! – вполне серьезно заявил Зубенко, сделав при этом такую грозную мину, что девушки прыснули со смеху. – А что такое? Что я не так сказал?! – вспыхнул Костя, сжимая маленькие кулачки и едва не подпрыгивая, как обычно. – Все нормально, – успокоил вспетушившегося товарища Мишка. – Там клоун высунулся за твоей спиной. Вот барышни и … – Мишка незаметно подмигнул Полине, как бы приглашая подыграть в щепетильном вопросе Костиного самолюбия. Полина едва заметно кивнула. – Точно? – подозрительно спросил Зубенко. – Точно! Клоун! – трагически заявила Полина. Но тут уже не выдержал Мишка и неприлично громко заржал. Барышни охотно поддержали. Мишка почувствовал, как на глазах истончается и тает невидимая стена осторожности между ним и забавными незнакомками, и через прорехи в ней появляются робкие лучики доверия и взаимной симпатии. Лишь Костя, не понимая, что происходит, то бледнел, то краснел. При этом он суетился и причитал, как пятилетний ребенок: «Чо такое? Чо вы все ржете? Дураки, что ли? Да ну вас!» – чем довел компанию почти до смеховой истерики. * * * Станислав сидел за столом, сколоченным грубо, но на века, каким-то добросовестным латышом, смотрел на пляшущий огонек керосиновой лампы, полностью растворяясь в прихотливой игре пламени, наслаждаясь случайным провалом в то бездумное состояние, когда ты являешься лишь кусочком мира, одним из предметов деревенской хаты, не более. Но и не менее. Именно в такие моменты испохабленная внешней жестокостью душа убегает куда-то зализывать раны, оставляя подсознание наедине с самим собой, в счастливом младенческом неведении. |