Онлайн книга «Снимать штаны и бегать»
|
– Ты не видишь разницы между любовью к Отечеству и любовью к государству? Не поверят. Сыты люди патриотизмом. – Разницу я вижу. Но на то МЫ здесь, чтобы ОНИ разницы не увидели! – кивнул Кирилл по направлению к Славину. Василий помолчал, возвращаясь к своему флегматичному состоянию. – Решил – делай. Только я в «по три»-отизм верю даже больше, чем в «патриотизм». – «По три»-отизмом мы воспользоваться всегда успеем, если ничего другое не сработает. Они дошли до конца улицы и начали спуск по кривой лестнице, наполовину скрытой зарослями рябины. Серые ступени, иногда теряясь в траве или утопая в глине, вели к Беспуте. На ее берегу еще во времена воеводы Дрынова раскинулась Слободка Беспутная, в новейшей истории переименованная в городской микрорайон «Промышленный Тупик». Правда, никакие городские блага до слободы так и не добрались. Как была деревенька, так и осталась. За ее околицей и пролегла граница избирательного округа Харитона Ильича Зозули. – Название «Славин» мы хорошо обыграем. Славное название! – рассуждал вслух Голомёдов, шагая по широким ступеням. – Но вот чем бы их таким еще раскачать, чтобы маршировали на выборы в едином патриотическом порыве? Скажи, Василий, тут война была? – Была. – Это хорошо. И город немцам не сдали? – Сдали. – А вот это плохо. Как-то непредусмотрительно подошли к вопросу – не учли наши нужды… Но ведь потом освободили? – Освободили. – Когда? – В сорок третьем. Кажется, в марте. – Н-да… Как говорится, поторопились. Обидно, что в марте. Осень на носу. И День Победы прошел. К какой же дате нам привязать нашу бурную деятельность? В честь чего по городу пройдут торжественные шествия, чему посвятит свои речи будущий мэр? – Смотри… Опять она… – шепнул Василий, перебивая Голомёдова. По лестничной ступени внизу прохаживалась все та же похожая на старушку галка в сером платке из растрепанных перьев. Она с вызовом посмотрела на визитеров, скосив глаз, и несколько раз ударила черным клювом по выщербленной ступени. – Брысь! – крикнул Василий и замахнулся на галку пластиковой бутылкой с мутной жидкостью. Галка презрительно глянула на Раздайбедина, по-старушечьи скособочившись, подпрыгнула, и полетела куда-то вниз, лавируя между рябиновыми ветками. – Лети-лети! Не забивай голову! – напутствовал Кирилл галку и спустился на несколько ступеней вниз. – Так вот, Василий. Нам нужен хороший информационный повод, чтобы поднять патриотический вал. Например, какая-то дата, историческая веха… Что думаешь? Василий не ответил. Кирилл оглянулся, и увидел, что он носком сандалии очищает от глины лестничную ступеньку, на которой только что сидела растрепанная галка. Под глиной проступали затертые буквы. Крайне удивившись, Голомёдов присел на корточки и стал помогать коллеге щепкой. Через некоторое время они, запинаясь на старорежимных «ятях» и «ерах», прочли: – Под сим камнем… 1812 года… августа месяца, 26-го дня… погребено тело девицы Елисаветы Петровны Шени… Шейни… – Шейниной – Что это? – удивился Кирилл – Это? Могильная плита. Надгробие девицы Елисаветы Петровны, почившей почти 200 лет назад. И ниже могильная плита. И дальше тоже. Вся лестница из надгробий. – Веселая лесенка! – воскликнул Кирилл. – Наверное, какое-то старое кладбище воспрепятствовало очередной стройке века. Могилы сровняли с землей, а плиты на лестницу пустили. Чего добру пропадать? Черт побери! А местные жители мне нравятся все больше и больше! – Дата. Смотри. – А что – дата? – 1812 год. И залпы тысячи орудий слились в протяжный вой… Bataille de la Moskova. Теперь понял? – Нет. – 26 августа по старому стилю или 7 сентября по новому… А еще говорят, что «помнит вся Россия про день Бородина»… Историческая веха. Информационный повод, который ты ищешь. Голомёдов посмотрел на коллегу стеклянными глазами. Постепенно в них начал разгораться дьявольский огонь. – А что! Забавно! Честное слово, забавно! Великую Отечественную замурыжили уже по самое «не хочу». Двух слов новых не скажешь. Все, кому не лень, уже пропиарились. А тут – такой простор! «С небывалым размахом Славин отметил годовщину Бородинского сражения». «Город почтил память героев войны 1812-го года». «Харитон Зозуля возглавил патриотическое движение «Ведь были ж схватки боевые!» Заголовки-то какие, а? Тем более, живых участников тех событий, насколько я понимаю, уже не осталось? Можно смело воздавать им почести, гордиться их подвигом, и никто не будет терзать уши своих нытьем про нищенскую пенсию. – Гордость предками возрастает пропорционально дистанции… – сказал Раздайбедин и почему-то грустно вздохнул. – Ты б, Вася, не вздыхал, и на денатурат в бутылке не засматривался. Повороши-ка ты лучше вечерком Интернет, или по архивам каким местным пробегись. Ну, как ты умеешь. Словом, разыщи мне про Славин что-нибудь погероичнее. – Понял. Погероичнее. Про Славин и 1812 год. Василий притопнул ногой по надгробию-ступеньке и кивнул, а Кирилл радостно продолжил: – Слушай! А давай в Славине на центральной площади памятник водрузим? Эпическая композиция «Смешались в кучу кони, люди». Денег у Харитоши хватит. Это даже не на весь город шум будет, и даже не всю на область. Это мы, Василий, в федеральные новости попадем и качнем всю нашу Необъятную от края до края! Переговариваясь таким образом, Голомёдов и Раздайбедин миновали лестницу и вышли к Промышленному Тупику, бывшей Беспутной Слободе. Трудно сказать, какое название – современное или историческое – больше отражало беспутно-промышленную действительность. Дома были разбросаны невпопад, как будто нес дурень жменю гороха, да запнулся и рассыпал. Одни наваливались друг на друга стенами, и казалось, что вот-вот – качнуться, обнимутся и хмельно забормочут: «Ты меня уважаешь?» Другие убежали на отшиб, как Бобик, собравшийся в одиночестве погрызть кость. От главной улицы ручейками утекали кривые переулки, которые терялись где-то под заборами и в огородах. Над крышами поднимался купол местной церквушки, выкрашенный в тот сине-зеленый казенный оттенок, который обычно имеют стены больниц и военкоматов. Центральная улица (она же Тупик) упиралось в одноэтажное здание клуба. Перед ним Кирилл и Василий невольно остановились. – Ого! – присвистнул Раздайбедин. – Скажите, что здесь курят, и дайте это мне… На небольшой и довольно ухабистой площади перед клубом расположилась… сказка. Сказка состояла из дырявых тазов, старых шин, коряг, сломанной домашней утвари, древесных пней и другого невообразимого хлама. Но тазы, прибитые вверх дном к пенькам и выкрашенные в ярко красный цвет с белыми пятнышками, превратились в семейку мухоморов. Старые покрышки, раскроенные умелой рукой, преобразились в пару белых лебедей, влюбленных друг в друга. Маленький желтый слон при взгляде на этих резиновых птиц восхищенно качал головой, в которой прежний владелец вряд ли узнал бы свой проржавевший чайник, давно выброшенный на помойку. Посредине площадки возвышалась в человеческий рост самая настоящая избушка на курьих ножках, и только очень внимательный наблюдатель угадал бы в ней мраморный постамент, давно покинутый каким-то неизвестным памятником. Теперь здесь хозяйничала коряга, вооруженная старой метлой и повязанная цветастым платком – баба Яга. |