Онлайн книга «Сады Виверны»
|
– Догадывается… думаю, догадывается… – Значит, ты все за нее решил… – Мессер! – вскричал я. – Она много раз жаловалась на свое уродство и была готова пожертвовать чем угодно, даже свободой, лишь бы избавиться от него! Неужели вы думаете, что я прибегнул бы к помощи этого человека, будь у меня выбор! – Но ей ты выбора не оставил. – Мессер, я твердо убежден, – сказал я нетвердым голосом, – что она будет рада… – Ну да, она тебя любит и готова ради тебя на все… – Вы хотите сказать, что я руководствовался эгоистическими побуждениями? Но ведь это не так, мессер! Она для меня лучше хлеба! Ради нее я готов был остаться без гроша, я был готов… Дон Чема глубоко вздохнул. – Теперь их сорок, Мазо, – сказал он, не повышая голоса. – Или больше. Но сейчас меня больше заботит Джованни. Капата доложил, что его поклонницы заперли ворота, забаррикадировали галерею, выставили караулы и, похоже, готовы защищаться. А может быть, и нападать. Им ведь нечего терять… – И у них есть оружие? – Этого мы пока не знаем. Но можем догадываться, на что способны отчаявшиеся женщины, которым внушили, что у них отнимут чудо… – Может быть, дон Эрманно переубедит их? Ведь он дал им кров, пищу, лечение, защиту от унижений… – Он только что перенес удар, и неизвестно, дотянет ли до утра. Брат Нанни окружил старика заботой, но… но все в руках Божиих… В общем, не остается ничего другого, как дождаться утра, а тогда уж действовать по обстоятельствам. Капата расставил саксонцев так, чтобы никто из сада не выскользнул, ему помогают братья помоложе и местные крестьяне… Надеюсь, до восхода солнца Джованни не станет ничего предпринимать… – Что вы теперь думаете об этом человеке, мессер? О Джованни? О том, что он говорил об Иисусе? – С нами говорил не человек, а его горб. Горб хочет, чтобы его считали не болезнью, а достоинством, а человек – человек хочет, чтобы его любили. – Кажется, ему это удалось… – На самом деле он живет в вымышленном мире, в мире Als Ob, среди призраков любви… – Мне всегда казалось, мессер, что вы, как Гомер, любите и победителей, и побежденных… – Он сделал второй шаг не колеблясь – это ли не ужасно? После непродолжительного молчания я спросил: – А Нелла? Что с ней мессер? – Пришла в себя, но пока слаба. – Я был жесток с нею… – Я помолчал. – Мессер, у вас складывается впечатление, что я – нерадивый ученик, слушающий, но не слышащий, и все ваши уроки, все разговоры пошли не впрок… Но это не так, мессер! Мы ведь с вами говорили про обычных людей, нормальных, а Нотта принадлежит к тем, кто проклят от рождения, и ее это мучило… и меня это мучило… поэтому я и решил, что она заслуживает исключения из правил… – Этого заслуживает любой человек, Мазо, и этого не заслуживает никто. Спокойной ночи, сынок, и да простит Господь нас, грешных. Оглушенный, растерянный, вконец расстроенный, я поднялся в спальню, скинул сапоги, лег рядом с Неллой – она нащупала мою руку, сжала – и закрыл глаза. Утренний туман был таким густым, что я не видел наконечника своего копья. На другом краю двора, у ворот сада, что-то происходило – оттуда доносились постукивание, скрежет, шипение. Капата предположил, что женщины побоятся нападать на свиту инквизитора, но на всякий случай выдвинул вперед своих саксонцев, вооруженных мушкетами и сетями. За ними переминались с ноги на ногу крепкие деревенские парни с пиками и дубинами в руках. Двое парней оказались неплохими лучниками – их Капата послал на крышу гостиницы, откуда был виден весь двор. Главной целью был, разумеется, Джованни, но я честно предупредил дона Чему, что первым делом для меня будет вызволение Нотты. Наконец вершины гор окрасились розовым, и мы услышали протяжный скрип ворот. На мгновение мне стало страшно. Дон Чема поймал мой взгляд и попытался приободрить: – Navigare necesse est, vivere non est necesse, Мазо. Моим ответом была кривая ухмылка. Туман стремительно таял, и через минуту мы увидели противника. Брюнетки и шатенки, блондинки и рыжие, голубоглазые и кареглазые, толстушки и худышки, пышногрудые и длинноногие – сорок прекрасных обнаженных женщин не торопясь двинулись к нам, покачивая бедрами. Завороженные этим зрелищем, мы не сразу заметили ножи и серпы в их руках. Первым опомнился Капата. – Fertig! An! [49] – прокричал он, выхватывая из ножен палаш. Саксонцы вскинули мушкеты. Женщины ускорили шаг. – Feuer! [50] – рявкнул Капата. Прогремел залп, но было уже поздно: женщины бросились к нам, перепрыгивая через погибших, и через мгновение в монастырском дворе вскипел водоворот тел женских и мужских, нагих и одетых, видимых и незримых. Саксонцы отбивались умело – прикладами мушкетов, шпагами, ножами, а вот крестьянам пришлось туго – их валили наземь, их топтали и душили, у них откусывали уши и отрывали гениталии. Лучники на крыше выжидали, когда жертва окажется на открытом месте, и поражали женщин одну за другой. Иногда стрела останавливалась в воздухе, исторгая из пустоты брызги крови, и тогда на несколько мгновений становились зримыми фигуры женщин-невидимок, умиравших под изумленными взглядами лучников. Огромный Басту стоял на коленях возле лужи крови, над которой висела стрела, и содрогался в рыданиях, не обращая внимания на опасности, грозившие со всех сторон. Кажется, этот несчастный снова встретился со своей невидимкой. Дон Чема, выстрелив из рейтарских пистолетов, выхватил шпагу и разил направо и налево. Отшвырнув бесполезную пику, с пуффером в одной руке и с кинжалом в другой, я метался по двору, уворачивался от серпов и ножей, но в клубах пыли и дыма никак не мог разглядеть Нотту. – Мазо! – услышал я вдруг голос дона Чемы. – Ко мне, Мазо! Он сражался у ворот с тремя женщинами, разъяренными и окровавленными, и я вовремя оказался рядом. Рослая широкоплечая баба внезапно выбежала из толпы с пикой, нацеленной в спину инквизитора, и я убил ее выстрелом из пуффера. Дон Чема ударом шпаги в глаз уложил самую опасную из противниц, и мы, перепрыгнув через трупы, пробились в сад. Домик у старой крепостной стены оказался пуст. У камина валялись берет и плащ Джованни, самого же его мы не нашли. Я поднял с пола кольцо с изображением виверны, примерил. |