Книга Пусть это будет между нами, страница 52 – Тата Ефремова

Андрей поднялся на второй этаж, постучался в дверь номера. Лариса откликнулась, встала из-за столика, в комнате пахло ее сладкими духами, на столике стояла банка дешевого растворимого кофе.

— Привет.

— И тебе.

— Хорошо выглядишь.

— И ты.

Андрей соврал. Лара выглядела хуже, чем в их последнюю встречу полтора года назад. Лицо ее заострилось, под глазами были мешки. И еще несколько тревожных знаков, указывающих на то, что упал уровень ее жизни: ногти без маникюра, отросшие темные корни, тусклые волосы. И при этом короткое платье с глубоким вырезом, яркая помада на приоткрытых губах — кое-что не меняется.

— Почему не зашла к дочери? Маня расстроилась.

— Я перезвонила, попросила ее потерпеть… она знает…

— Маня не умеет терпеть.

— … что это для ее же блага. Андрей, каждый раз, когда я приезжаю, обнаруживаю, что она все больше становится похожей на тебя характером.

— Возможно. Тебе это не по душе, да? Но, Лара, нельзя ломать детей. Да и бесполезно это!

— Воспитание тоже никто не отменял. В жизни будет всякое, пусть привыкает. Если бы мне в детстве столько всего позволялось, я бы ничего не достигла… Боже мой! Андрюша! Что за взгляд? Я просто не стала тревожить ребенка. Специально сняла номер, чтобы успокоиться и решить некоторые вопросы! Я на взводе, Машенька почувствовала бы, а у нее и так много психологических проблем!

— И главная проблема — отсутствие интереса к ней родной матери!

— Андрей, ты только порог переступил, а мы уже ссоримся!

— У Мани нет никаких проблем, кроме нехватки любви.

— Есть! И, по словам моих родителей, все стало хуже с тех пор, как они разрешили тебе бесконтрольно с ней общаться! Я у нее чуть ли не враг, ты — идеал! Я понимаю, почему ты это делаешь. Месть, да? Нет, нет, нет! Я возьму все в свои руки. Мы с Машей в пятницу идем к детскому психотерапевту. А в субботу к гештальт-педагогу, пусть составит для нее программу обучения! И я потребую дать заключение о психическом здоровье Маши! Уверена, оно будет не в твою пользу.

— И где ты его потом используешь, это заключение? В суде?

— Сначала просто покажу тебе. Чтобы ты знал. Потом… кто знает.

— Все твоя забота — это показуха, фейк, — у Андрея задергался глаз, он сел на стул возле столика. — Чего ты добиваешься? Зачем приехала?

— Ты всегда выставляешь меня обманщицей! Наверное, и Машу против меня настраиваешь.

— Никогда. Маша — умная девочка, сама выводы делает.

— В общем, Андрюш, так больше продолжаться не может! — Лариса опустилась на диванчик, положила ногу на ногу, умоляюще-патетично прижала руки к груди. — Мы ссоримся, а страдает ребенок. Сколько можно делить Машеньку? Ты, конечно же, знаешь, что я теперь свободна…

— С этого и нужно было начинать. Что, не сложилась жизнь забугорная?

Лариса вдруг прикусила губу, блеснув глазами, в которых мелькнула откровенная ненависть, опустила взгляд:

— Не сложилась. Я пришла к выводу, что мужчины все одинаковы, вне зависимости от национальности. Эгоизм, потребительское отношение, скупость.

— Как дела в агентстве?

— Плохо, ты ведь в курсе, Андрей. Тебе ведь все докладывают, зачем спрашиваешь?

— Ты решила что-нибудь насчет моего предложения?

— Ты смеешься, Андрей? Я же тоже в курсе твоих дел. Ты банкрот почти. Ты что мне предлагаешь? За две копейки от дочери отказаться?

— А за три?

— Ну вот, опять, — Лара покачала головой. — А потом выставишь все так, словно я продажная тварь. Нет, не в этот раз.

— Подумай хорошенько. Я знаю, к чему ты клонишь. Даже не мечтай.

— Это ты подумай! Я иду на уступки ради дочери, Андрюша! Ребенок должен расти в полноценной семье. Ты считаешь, я так хочу с тобой снова сойтись? Думаешь, я в Россию стремлюсь, вот в это? — Лара обвела номер рукой.

— Я повторяю: не мечтай даже. Оставим все, как есть. Я готов содержать тебя и Маню, если дела у меня пойдут хорошо, но не более.

— Статус-кво, значит? Не получится, Андрюша. Или мы вместе, или дочь ты больше не увидишь. Я увезу Машу в Канаду.

— Я не дам согласия.

— Я это предусмотрела. Это моих родителей ты можешь дурить этой своей… пианисткой.

— Я люблю Лесю.

— Ты всегда кого-нибудь любишь. Не одну, так другую.

— Тогда смысл нам жить вместе? Так еще хуже.

Андрей попытался съязвить, увести разговор от Леси, его пугало решительное выражение лица Ларисы, издевка в глазах, которая и раньше там была, но теперь не оставляла сомнений в том, что бывшая пойдет до конца.

— Тебе придется измениться. Мелкие интрижки я, может, и прощу, но Маша не должна видеть гулящего отца.

— Ларис, — Андрей постарался сохранить остатки терпения. — Ну ничего у нас не получится. Ты зря меня пытаешься Маней шантажировать. Ну предположим, начнем мы жить вместе, не по любви, ради дочки. Где ты видела, чтобы в таких семьях было счастье? И Маня что, глупенькая? Рано или поздно все поймет.

— Но попытаться же можно, а вдруг… — он посмотрела на него тем самым взглядом, на который он попался в их первую встречу.

Да, тогда их отношения стали взрывом, огнем, Лара была очень хороша в постели: непредсказуема, активна, изобретательна, она даже ходила на курсы тантрической йоги, когда они были еще женаты — как раз в тот период, когда Андрею стали надоедать даже самые из рядя вон выходящие кувыркания в постели. Она тогда что-то почувствовала, упрекала его в том, что из кожи вон лезет, чтобы сохранить «свежесть отношений», а он не чешется. Она ничего не поняла. Он пытался объяснить: какая, к черту, свежесть с человеком, который считает, что комфорт и удовольствия могут заменить теплоту? Вот и Оскар, видимо, переел телесной страсти.

— У меня есть любимая женщина, — медленно сказал Андрей. — Женщина, которая значит для меня…

Не нужно было этого говорить. Или следовало сказать это равнодушно, без намека на то, что у Андрея теперь есть человек, которым он по-настоящему дорожит. Он всегда подозревал, что Лариса считает себя главной женщиной в его жизни. Она и подругам рассказывала, что у ее бывшего крышу сорвало после их расставания, мол, по бабам он пошел, потому что искал и найти не мог утешения. Она была в чем-то права. Он вернулся к легкомысленному образу жизни из-за их расставания и действительно искал утешения. Потому что противно было, хотелось забыть, вытеснить из памяти их отношения… грязные, иного слова не подберешь.

— … больше, чем дочь, значит? — хрипловато проговорила Лариса.

Андрей молчал.

— Андрюш, — продолжила Лара. — Я на все пойду ради Машеньки. Ради нашей полноценной семьи. Испорчу тебе жизнь, отправлюсь в суд, лишу прав на Машу — докажу, что ты ведешь аморальный образ жизни, несовместимый с воспитанием ребенка. Сама пойду работать, предложения уже есть, я ведь неплохой дизайнер, если ты помнишь. Я, кстати, звонила твоим друзьям, — Лара многозначительно помолчала. — Тане звонила. Она даже трубку не сняла. А я знаю, почему. Такой мужик с нее пылинки сдувал, а она «отблагодарила». Всегда знала, что твоя бухгалтерша меня не любит, осуждает. Теперь понятно, кого тут осуждать нужно? А вот с Денисом мы хорошо потолковали. Он одну вещь мне интересную сказал. Сказал, что у вас с Олесей… так ее зовут, кажется… непонятные отношения какие-то. То ли вы вместе, то ли нет. Он там слышал кое-что, у Петровского в доме. Вы опять с ним баб делите? Уже по взаимной договоренности? Или Петровский тебе свою пассию одолжил, чтобы моим родителям пыль в глаза пустить? Костя твой меня послал, интеллигентно, но я другого не ожидала. Андрюш… ну честно, на все пойду, ты ведь меня знаешь. Тем более, картинка какая интересная вырисовывается!