Книга Вестники Осады, страница 79 – Ник Кайм, Лори Голдинг

– Глубже, чем я думал, – пробормотал Тагиомалхиан, не желая, чтобы его услышали, но глушитель также переключил вокс-аудио на собеседника.

– Это настоящий лабиринт, Тагиомалхиан, и внутри притаились крысы.

– Тогда мне лучше начать копать.

Сборщики отходов занимались химическим варевом, застывающим на краю Полосы. Они захватывали утильсырье крюками и тащили его сетями. Курящие окурки, выкашливающие свои изъеденные раком легкие, медленно умирающие от токсинов в крови люди не обратили никакого внимания на шагающего среди них золотого воина. Они даже не моргнули.

Гайрок был тяжелой ношей, и у меня ушло несколько часов, чтобы добраться до арены. Когда я оказался поблизости, то увидел дым. Жилище Тарригаты горело. Опустив тело Гайрока, я обнажил меч и побежал. Я подумал, что это могло быть работой Радика Клева, возмездием за то, что я сделал с его хроногладиатором. Оказавшись в квартале, я понял, что дело не в мести. Здесь царило безумие. Я нашел мертвых. Выпотрошенные, обезглавленные и изуродованные тела устлали землю, как будто поработал мясник.

В висках начало расти давление, и я прижал руку к голове, чтобы сдержать его. Боль, подобная прыжку в бездонный океан, грозила свалить меня с ног, но я сопротивлялся. Я чувствовал запах дыма, из лачуги Тарригаты, из Абиссны и изо всех сил старался понять, что реально, а что – нет.

Холод кольнул мое лицо, но я знал, что воздух в Полосе был душным. Я вспомнил сибирскую тундру и не решился поднять голову из-за страха, что снова увижу падающие атомные бомбы. Затем я оказался у Арарата и заревел вместе с Ариком Тираннисом, когда он поднял Знамя Молнии.

А потом Хай Бразил, и Урш, и Альбия.

В голове стучало. Грезы о Единстве не проходили, и я был бессилен управлять ими.

В конце концов, я сосредоточился на мече, и прижал его к телу, думая о его цельности, его постоянстве, его реальности.

Я вынырнул из видений, весь вспотевший и горящий от жара. Я стоял на коленях, передо мной была лужа рвоты. Я сплюнул, чтобы избавиться от ее привкуса, и поспешил к жилью Тарригаты. Когда я выбил дверь, в меня ударили жар и дым. Во время безумного бега среди лачуг я не видел Везулы и гадал, найду ли его здесь, такого же обезумевшего от крови, как Гайрок. Я бросился внутрь, задержав дыхание и прикрыв лицо рукой.

Несколько полок рухнули, как от жара, так и в результате борьбы, которая предшествовала этому бедламу. Я отбросил одну, перепрыгнул через другую, прежде чем нашел Тарригату, лежащего на боку и задыхающегося из-за отравления дымом.

При моем приближении он повернул голову. Страх исказил его лицо. Он жалобно закричал, когда я бросился к нему и поднял его хрупкое тело. Тонкие пальцы царапали мою кожу, как иглы. Он боролся, но с силой ослабевшего ребенка.

– Успокойся, – предупредил я его, – или мы оба умрем в этой дерьмовой дыре.

Его сопротивление ослабло, или от звука моего голоса или же он израсходовал все силы. Огонь усиливался, охватывая стены и потолок. Он растекался словно лава, пожирая все, к чему прикасался. Я услышал звук бьющегося стекла и догадался, что склянки постепенно взрываются от перегрева. Химические смеси в них действовали в качестве катализатора.

Прижав Тарригату к себе, я бросился в заднюю часть хибары и, выбив дверь, выбрался наружу. Мы едва прошли пару метров, когда старая лачуга и печь взорвались, выбросив столб пылающих обломков и дыма.

Толпа не собралась. Все были мертвы, либо же попрятались.

Я отнес Тарригату и положил на старое потертое кресло. Подлокотников не было, а под отслоившимися лоскутами синтетической кожи была видна заплесневевшая губка. Дыхание старика было хриплым, а кожа настолько бледной, что я понял: он долго не протянет.

– Где Везула? – решительно спросил я его.

Голова старика наклонилась вбок, и я, мягко взяв его за подбородок, повернул лицом к себе.

– Тарригата, ты умираешь. Мне жаль. Но мне нужно знать.

Вдруг им овладела неожиданная срочность, и он дернулся ко мне, что-то бормоча, но поначалу слова невозможно было разобрать. Я наклонился, чтобы старик смог прошептать свою правду мне на ухо.

– Он… он идет.

Затем он откинулся назад и обмяк, словно легкое, из которого выпустили весь воздух. Больше Тарригата не пошевелился.

– Нет. Вез исчез.

Я опустил взгляд и увидел, что старик вложил мне в руки радиационный пистолет. Я не знал, имел ли он в виду использовать его на себе или же Везуле, но взял его и вложил в пустую кобуру, висевшую на оружейном ремне.

Я оторвал полоску ткани из-под брони и обмотал ее вокруг невидящих глаз Тарригаты. Завязав узел, я глубоко вдохнул и положил руку на лоб старика.

– Старый ублюдок, ты что, пытался остановить его?

Поднявшись, я взглянул на иссохшее тело Тарригаты. Смерть сделал его меньше.

– Теперь это мое бремя. Я остановлю его и покончу с этим.

Тагиомалхиан промчался невидимым по узким переулкам и туннелям Полосы. Он двигался быстро, маячок на ретинальных линзах с каждой секундой светился все ближе. Вдалеке поднимался в небо столб черного дыма, отбрасывая траурный покров.

Кустодий нашел первый настоящий след своей добычи в кабаке, который превратили в склеп. В нос ударил пьянящий смрад низкосортного спирта и остывших внутренностей. Он не обратил на них внимания. Будучи эфором, он был обучен искать улики. Тагиомалхиан почувствовал кровь трансчеловека, затем включил внутренний вокс.

– Возможно, легионеры, – доложил он, – из числа тех, кто избежал чистки.

– Будь осторожен.

Тагиомалхиан кивнул самому себе. Он опустился на колено, чтобы перевернуть одно из разорванных тел. Его внимание привлекли порезы.

– Интересно…

Это выглядело как ожог в форме…

Непроходящее чувство неправильности заставило кустодия обернуться. Он едва коснулся своего меча, когда его сбили с ног.

Я пошел по оставленному Везулой следу. Это было не сложно, и я задумался, что если какой-то частью своего все еще ясного разума он хотел, чтобы я нашел его. Чтобы покончил с ним. Я надеялся, что смогу избежать безумия, которое свело с ума Гайрока и вот теперь и Везулу.

Я думал о Тарригате, старике, который едва не задохнулся, спасая свою жизнь. Я не мог смириться с тем, что за это в ответе был Везула. Даже во время частых помутнений рассудка Везула не поднял бы руки на старика. Но, возможно, он не знал. Я ощущал свои грезы. Они были живыми и убедительными. Жажда прошлой славы эффективно ослепляла.

Я бежал по Полосе под испуганные взгляды ее обитателей. Здесь влачило существование всякое отребье, которое хотело остаться наедине со своей нищетой и убогостью. Некоторые размахивали оружием, готовые защищать свои жалкие жизни, но их угрозы были пустыми. Другие прятались в своих лачугах, затаившись и закрыв глаза, словно ожидая, когда пройдет буря.