Книга Клуб "Твайлайт". Часть 1, страница 27 – Тата Ефремова

Артем и Вадим переглянулись.

— Что за дама? Как зовут? — напряженно спросил Ярник.

— Вера… Сергеевна.

— Вера Сергеевна? Не знаю такой. Что за тусовка? Администрация?

— Вряд ли. Кажется, она преподавала что-то у шефа, в университете.

— Вера Алексеевна! Проект! Ну как же я не докумекал! — ахнул со-продюсер. — Артем?

— Да поехали уже! — с некоторым раздражением отозвался начальник службы безопасности. — Понятно ведь все.

— К Вере Алексеевне? — немного удивился Макар.

— Нет, гони в Портозону.

— Шеф там?

— Там, там. Езжай. Очень быстро, Макар.

Шеф был там. Сидел на качелях в обнимку с промокшим бомжеватого вида мужичком во дворе облупленной трехэтажки, «офицерской», пятидесятых годов, уже готовящейся под снос. Мужичок обрадовался появлению «спасателей». Сказал:

— Орал шибко, если что. Все требовал кого-то… Я ему: нету здесь с такой фамилией, если что, я в этом доме всех знаю, сам временно проживаю в сороковой, пока не завалили… Я тут с ним все время сидел… Думаю: жалко мужика — оберут, брать что, небось, найдется… Хотел к себе пригласить, если что…

Действительно, документы Муратова, бумажник и телефон с севшей батареей нашлись у него в кармане пиджака. За честность, доброту и заботу «сквоттеру» пожертвовали пять сотен, на «перевести дух, а то малость переволновался». Ренат попытался на прощанье облобызать нового приятеля, но друзья категорично пресекли все нежности. Шефа погрузили в машину, раздели до трусов, обтерли и завернули в плед. Привалившись к Артему, Муратов открыл глаза и отрывисто выговорил в спинку водительского кресла:

— Трус. Опять не попался. Прячется. Я ждал.

— Д’Артаньян-абый, — устало проговорил Вадим, обернувшись с переднего сидения, — ты, когда в зюзю, совершенно невменяем. Сколько раз тебе говорить: переехал он давно. И родители его переехали. Ты же сам знаешь это прекрасно, какого прёшься каждый раз морду евонную бить?

— Трус, — упрямо повторил Ренат, закрывая глаза.

— Никогда шефа таким не видел, — признался Макар, выезжая из дворика.

Артем хмыкнул.

— Такое с ним нечасто, — сказал Вадим, показывая водителю какой-то замысловатый путь дворами. — Последний раз… когда, Тёма?

— В феврале, — сказал Олейников, подумав. — На Валентина.

— Точно! Ну, это вообще у нас такая старая добрая традиция, имей в виду, — сообщил Ярник Макару. — На день Святого Валентина у нас мордобой и догонялки по городу, по памятным местам, — Вадим широко ухмыльнулся. — Альбина… как ее… Викторовна… была в шоке.

Шофёр напряг челюсти, но не выдержал — тоже улыбнулся уголком рта.

— Просто, Макарушка, совпало все как-то… О, тут тормозни, — сказал Вадим.

Они подъехали к непритязательного вида забегаловке у доков, должно быть, ровеснице «офицерских» домиков. Макару не слишком улыбалось оставлять упитого шефа в салоне почти нового автомобиля.

— Да, кидай его тут. Зашевелится — увидим, — успокоил шофера Ярник. — А изгваздает — вымоешь. Тебе за это нормальные деньги платят, я знаю. Хотя Ренатик в отключке тихий, как ветошь, непотребств не творит. Заходи. Славная бухаловка, да? Классика, русский хюгге, осим хаим. Мы тут часто бываем.

В «бухаловке» на десять столиков, то ли из ностальгических побуждений, то ли по пофигизму владельцев за десятилетия не изменившей минималистичному советскому дизайну, можно было резать ломтями терпкий дымный, влажный пивной воздух и поливать его густым соусом из людского гомона. Посетители циркулировали от стойки к столам. Дождь с волос и плеч новоприбывших превращался в пар, бледные усталые лица наливались специфическим румянцем. Шипел пивной кран, дребезжал кассовый аппарат, звенела мелочь. Здесь не принимали карты и вообще с подозрением относились ко всему умозрительному, зато разговоры велись такие, что, наслушавшись, можно было бы писать трактаты по философии. Люди в поисках вай-фая в это место не забредали. Сюда приходили за счастьем, измеряемым не в мегабайтах, а кегах и человеко-разговоро-часах.

Липкому деревянному столу с потертым лаком столешницы досталось два окошка. В одно хорошо просматривался припаркованный у пивной лексус со спящим Муратовым. Из второго открывался вид на бурное море, бьющееся о волноломную насыпь из цилиндрических бетонных блоков.

— Тебе не наливаем, — сообщил Вадим, водружая из объятий на столик две пол-литровые пивные кружки и неуместную на их фоне бутылочку с лимонадом «тархун».

Макар пожал плечами. Ему было не привыкать, тем более к выпивке он был совершенно равнодушен. Он снял пиджак и ослабил узел галстука.

— Мы сами доберемся, — сказал Ярник, разрывая зубами маслянистую упаковку с сушеными кальмарами. — Шефа с утра разбуди в шесть.

— Он же меня убьет, — ужаснулся шофер.

— Убьет он тебя, если пробежку пропустит. Да, не боись. Ему полезно дурную голову проветрить. А ты потом в машине выспишься.

Макар вздохнул и тоже вгрызся в пучок кальмаров. Пожевав, одним глотком опустошил несерьезную бутылочку с «тархуном»:

— Чего он так? Шеф.

Олейников по обыкновению хмыкнул, Ярник задумался и ответил:

— А вот здесь, Макарушка, мы вступаем на скользкий путь психоанализа. Сечешь в психоанализе? Вот и мы не очень. Есть такая профессия — души лечить. Странная профессия. Вот я в жизни ни одну с помощью нее излеченную душу не встречал, а недолеченных — сколько угодно. Наш Ренатик — плодородное поле для произрастания всякой разной психической хрени и кормушка для специалистов широкого профиля, иными словами, мозгоправов.

Макар подумал, кивнул с умным видом и сказал:

— Понял. Девушка.

— Девушка, — добродушно согласился Ярник. — Была одна такая. Первая любовь… как он там…импринтинг. Некоторые говорят, на всю жизнь.

— Плохо.

— Что ты! Хорошо! — со-продюсер с воодушевлением похлопал шофера по плечу. — Знаешь, какой он завтра будет? — Вадим кивнул в сторону лексуса. — Фонтан идей. А все почему?

— Почему? — простодушно повторил шофер.

— Потому что тонкая душевная организация. На том и стоим. Понял?

Макар опять понимающе кивнул. Муратов взял его на работу благодаря протекции Артема Петровича Олейникова, после травмы, не слишком серьезной, но навсегда закрывшей двадцати двухлетнему пареньку дорогу в большой спорт. Макар благодарил судьбу: ему повезло найти место, о котором многие оставшиеся без работы ровесники могли только мечтать, где от него требовалось то, что и так по жизни давалось без труда: хорошо водить машину, не болтать лишнего, выполнять несложные поручения. И в некоторых случаях, таких, как сейчас, проявлять инициативу и лояльность, углубленно.

До сих пор Макара не устраивал в Ренате Тимуровиче только склочный характер шефовой пассии, но после разрыва с Альбиной, инициатором которого стал сам Муратов, жизнь наладилась, а Макар окончательно проникся к шефу безмерным уважением. Разница в возрасте между ним и Ренатом была не такой уж большой, но Макару Муратов и его друзья всегда казались солидными, состоявшимися, зрелым. Может, из-за должностей и денег? Может. Но вряд ли только. У университетских друзей генерального были хватка и харизма. И вера в шефа. У них Макар все эти месяцы учился той самой пресловутой лояльности. Даже у легкомысленной Надежды Александровны, у которой пятниц на неделе было гораздо больше семи, которая могла спорить с Муратовым до хрипоты и драки в буквальном смысле, но которая всегда уступала Ренату и однажды, после очередной бурной ссоры с хлопаньем дверью, торжественным уходом и не менее торжественным возвращением, поймав изумленный взгляд Макара, сипло объяснила: