Книга Искушение, страница 138 – Трейси Вульфф

Пожалуйста, мы не можем опоздать.

– Сейчас шесть пятьдесят, – стонет Флинт, держа в руке телефон.

– Шесть пятьдесят, – шепчу я.

До того, как пуститься в путь, я посмотрела, когда сегодня будет восход, и у нас еще есть время.

– Восход будет в восемь двадцать. Так что у нас есть еще полтора часа.

Я смотрю на Джексона и остальных – они, несмотря на мое объявление, продолжают лежать на снегу. Никто из них не понимает срочности дела.

– У нас есть девяносто минут! – ору я, оглядываясь по сторонам и пытаясь определить, на какой части территории Кэтмира мы оказались.

Мэйси поднимается на ноги, и выглядит она так же скверно, как чувствую себя я. Возможно, даже хуже.

– Хорошо, хорошо, хорошо. – Она тоже озирается и проводит рукой по лицу. – Стадион находится вон там. Нам просто надо выйти из-за этих деревьев.

– Пошли, – говорю я и тяну за руку Джексона, который выглядит не очень хорошо. Впрочем, я уверена, что примерно то же самое можно сказать и обо мне.

Флинт пытается встать на ноги, но теперь, когда вокруг не так темно, как было в пещере горгульи, я вижу, в каком скверном состоянии находится его нога.

– Ты не сможешь идти, – говорю я ему. – Тебе надо остаться здесь, и мы пришлем за тобой помощь.

– Я останусь с ним, – предлагает Иден. – С ним и Зевьером.

Но едва она произносит эти слова, я оглядываюсь, ища глазами тело Зевьера, и обнаруживаю, что его тут нет.

– Мы оставили его, – в ужасе шепчу я. – Мы оставили его там, на песке.

– Нет, – возражает Мэйси. – Это не так.

– Тут его нет, – говорит Иден и бежит к ближайшим деревьям. – Где он? Боже, где он?

– Он превратился в свет, – объясняет Мэйси, глядя на светлеющее небо, и в голосе ее слышатся слезы. – Мы живы и поэтому смогли преобразоваться и вновь обрести наши тела. А он был мертв, и потому на него моя магия жизненной силы не подействовала. Его больше нет. – Она плачет. – Его нет.

Я хочу заплакать вместе с ней, мне ничего так не хочется, как позволить моему усталому, ноющему телу опуститься на этот снег и зарыдать, словно провинившийся ребенок. Но я не могу этого сделать. Мы не можем этого сделать. Ведь через полтора часа мы должны быть на арене.

– Мне очень жаль, но нам надо идти, – говорю я Мэйси. – Я не могу сделать это в одиночку. Мне нужно, чтобы вы пошли со мной.

– Знаю. Прости. – Она вытирает слезы со щек. – Пошли, пошли.

– Прости, Мэйси. – Голос Джексона тих, хрипл, и в нем звучит боль.

Моя кузина молча кивает. Да и что тут можно сказать?

Иден и Флинт желают нам удачи, когда мы уходим, спотыкаясь от усталости и полученных травм. Выйдя из леса, в котором мы приземлились, мы видим в некотором отдалении громаду стадиона.

Я смотрю на телефон Джексона. У нас есть час двадцать пять минут, чтобы попасть внутрь. Времени на то, чтобы отдохнуть рядом с полем, остается совсем мало, но этого хватит. А только это и имеет значение.

– Идите туда, – говорит Мэйси, показывая на ближайший вход. – Я постараюсь привести людей, чтобы они помогли Флинту, и задействовать Мэриз или кого-то из медсестер. А еще захвачу кровь для Джексона и, как только смогу, приду на стадион.

У меня нет сил ей отвечать, так что я просто киваю и продолжаю брести по снегу. Рука Джексона лежит на моих плечах, так что я могу поддерживать его. Я устала, так устала, и у меня все болит.

Я хочу сесть. Хочу домой. Хочу быть где угодно, только не здесь.

Эй, – говорит Хадсон, и его голос звучит почти так же хрипло, как голос Джексона и мой собственный. Что ж, там, в пещере, он много кричал. – Ты справишься. Надо просто немного пройти, а потом ты сможешь посидеть несколько минут. У вас с Джексоном откроется второе дыхание.

– Наверное, ты хотел сказать четвертое дыхание, – замечаю я, но тут же делаю глубокий вдох и говорю себе, что он прав. Что мы можем это сделать. Но это длится недолго. Я могу сделать все, что угодно, только недолго. Даже притвориться перед самой собой, будто меня не мучает чувство вины из-за гибели Зевьера.

Но когда мы начинаем спускаться с последнего пригорка между лесом и стадионом, Джексон говорит:

– Нам нужно придумать план получше насчет того, что мы будем делать на арене.

Я смотрю на него.

– Не знаю, возможно ли это. Да, мы планировали часто использовать порталы, но ты находишься в плохой форме для таких вещей. Тот портал, в который во время игры попала я, здорово меня измотал.

Он кивает.

– Я пока толком не говорил с тобой о том, что планирую сделать во время Испытания, но я намерен попытаться завершить все за один заход. Нури держала комету почти пять минут. Я подумал, что смогу повторить ее рекорд, и тогда тебе не придется…

– Напрягаться? – подхватываю я, чувствуя, как во мне закипает возмущение.

– Что? – растерянно переспрашивает он.

– Ты не хочешь, чтобы я напрягалась ради своего реального участия в Испытании, хотя его проведения потребовала я сама?

Ого, – чуть слышно произносит Хадсон в моей голове, но сейчас мне не до него.

– Я этого не говорил. – Джексон настороженно смотрит на меня.

– Может, ты этого и не говорил, но хотел сказать, не так ли? Что же, по-твоему, должно произойти на этой арене? Неужели ты думал, что я буду просто сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как все будешь делать ты, и подбадривая тебя, как это делают девушки из группы поддержки? Может, мне, по-твоему, следовало захватить помпоны?

Эге! Это должен был сказать я! – жалуется Хадсон, и в голосе его звучит злорадство.

– Это вовсе не то, что я имел в виду. – Джексон явно раздражен.

– А что же тогда ты имел в виду? – Я перестаю ковылять и просто жду.

– Что я имел в виду? – переспрашивает он, и в его тоне звучит еще большая настороженность.

– Вот именно, – отвечаю я. – Если я тебя неправильно поняла, то прошу прощения. Но мне бы хотелось узнать, что ты имел в виду на самом деле.

Он вздыхает и дрожащей рукой ерошит свои волосы.

– Я имел в виду только одно: я пытаюсь заботиться о тебе, Грейс. Я сильнее тебя и могу сделать больше, вот и дай мне возможность сделать больше. Нет ничего дурного в том, что я хочу заботиться о моей девушке.

– Ты хочешь сказать – о твоей человеческой девушке? – уточняю я, вздернув бровь.

– Может, и так. Что в этом дурного? – Он машет рукой. – Что дурного в том, что я хочу заботиться о тебе?

– Ничего, если не считать того, что у тебя это болезнь. И думаю, это симптом еще более серьезной проблемы в наших отношениях.