Книга Альтераты. Соль, страница 56 – Евгения Кретова

— Воды, дай воды! — бросила пленница, прильнув к решетке. Из-под грязного покрывала показались закованные в кандалы запястья — железные браслеты, — из-под которых сочилась кровь. Плечи в багровых рваных ранах.

В груди у Торопова кольнуло, будто кромкой бумажного листа по коже — остро и болезненно отрезвляя: он уже видел такие же рубцы, такие же рваные раны.

Женщина зло рассмеялась, разворачиваясь к выходу.

— Это вряд ли…

Оставив несчастную в темноте, она выскользнула на палубу. В душной тишине, прерываемой стоном беспокойного моря, — только он, Тимофей Торопов, и незнакомка с лицом Ани Скворцовой и страшными рубцами на плечах. Она смотрела на него, смотрела пристально, не мигая. И Тимофей понял — она его видит.

— Ключ, — тихо прошептала, бросив короткий взгляд под ноги дайвера.

Белые руки тянулись с мольбой. Воздух наполнился морозной свежестью. Ледяная корка схватила прутья клетки, расползалась по трюму чумной тенью, въедалась в дерево острыми зубьями. Ползла стремительно, неумолимо. Треск крошащихся досок, и серо-зелёные потоки морской воды с шумом хлынули в трюм, мгновенно схватываясь льдом.

Ледяные копья живыми змеями врывались в корабельное нутро, с хрустом дробя перекрытия, вышибая металлические заклёпки.

А в центре этого неистового клубка неподвижно властвовала белоснежная пленница, словно начало и конец всего сущего.

Невидимой змейкой в сознание Торопова проникало понимание. В разгадке кроется изящество.

Самые блестящие разгадки помещаются в одно простое предложение.

Его разгадка поместилась в одно слово. В одно имя.

Видение схлопывалось водоворотом, расцветая на дне огромным ледяным цветком, разрастаясь. Мощный толчок привел в чувство, заставив сделать резкий вдох. Чьи-то руки вырвали его из темноты, что-то ослепило мутно-желтым электрическим светом.

Еще толчок, еще один рывок вверх, в ускользающее сознание и дремоту.

Странные тени ползли по мертвому дну. Словно в детском диафильме мимо дайвера проплывали образы древних, давно затонувших кораблей. Их закованные бедой души отряхивали белый ил, вырываясь из небытия, устремлялись к берегу, повинуясь неведомой силе, пробудившей их.

2

Самойлов с беспокойством поглядывал за линию горизонта: сводка обещала ясную погоду, в то время как горизонт охватила черно-синяя кромка. Море обманчиво притихло.

Пресловутая «чуйка» говорила о надвигающейся непогоде, которую вблизи берега, с застрявшим на дне аппаратом и четверкой технодайверов встречать не хотелось.

— Что там с аппаратом? — поинтересовался у начальника лаборатории.

— Работаем, связь есть, — отозвался напряженно.

— Еще б вы не работали, — огрызнулся капитан. — Мне сколько еще судно держать тут?!

— Мы ускоряемся…

— Ускоряйтесь оперативнее. На нас штормовой фронт надвигается.

Начальник лаборатории витиевато выругался.

Мигнул индикатор внутренней связи:

— Товарищ капитан первого ранга. Проблема с дайверами. Скворцов в известность поставил, настаивает на экстренном всплытии команды: страхующий Лебедев сообщил о неполадках в работе четверки. При поднятии команды резко дернулась вниз выброска, командир группы Тимофей Торопов, замыкавший команду, на связь не выходит. На выброске отсутствует.

— Вызывайте бригаду с судна обеспечения, предупредите о готовности барокамеры, — в рубку из приоткрытого иллюминатора ворвался тонкий порыв ветра, колкий и вкрадчивый. — Черт возьми.

Самойлов вызвал береговую станцию метеорологов — данные о надвигающемся шторме не подтвердились. Самойлов округлил глаза и матюгнулся:

— В окно посмотрите! У меня четверо дайверов на отметке восемьдесят метров болтаются и глубоководный аппарат. Сколько времени до накрытия фронтом?!

— Товарищ капитан первого ранга, — акустик активировал вторую линию. — В квадрате работы технодайверов фиксирую изменение глубины дна, восемьдесят метров, сокращается. Края неровные, размытые. Фиксирую колебания грунта и множественные магнитные аномалии. Множественное присутствие посторонних подводных объектов. Акустической системой не подтверждаются. Данные проверяем.

Самойлов покосился на стремительно расширяющуюся полосу иссиня-черного фронта. Гладкое, как шелковое покрывало, море набиралось свинцовой тяжестью.

— Рост радиуса аномалии. Отмечаем направленное движение в сторону береговой линии.

Иван Васильевич насторожился:

— Уточните, что значит «в сторону береговой линии»? Перпендикулярно основному течению?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Магнитная аномалия стекается к берегу, район поселка.

Самойлов уставился на тонкую черную полосу на линии горизонта и отдал команду приготовиться к приближающемуся шторму.

3

Тим медленно приходил в себя. На мгновение, уколом в грудную клетку, его накрыло осознание, что он не умер и поднимается на поверхность. Что свет рядом — это фонарь в руках кого-то из парней. А еще — что жуткий образ из сна, мучивший его год за годом, оказался знакомым и доверчивым. Он больше не боялся его. Он узнал эти синие глаза, эту непокорную улыбку.

Светлое лицо рассыпалось в его сознании странным видением в трюме затонувшего тысячу лет назад корабля, играло греческим огнем на стенах, отражалось в темных ледяных кристаллах, ворвавшихся в трюм вместе с жестокой водой. Кажется, он даже слышал крики о помощи тех, кого корабль забрал с собой. Тех, кому суждено разделить с кораблем его вековой покой.

А Тима он отпустил. Или это она позволила?

«Ведьма», — так, кажется, бросила женщина с волосами цвета липового мёда?

Ведьма.

Огонь.

Лед.

Изуродованные плечи и руки в кандалах. Грубо сбитая деревянная клеть. Излишняя жестокость или необходимость тюремщиков?

Перед глазами вновь и вновь вставали мельком увиденные там, в парке «Робкой звезды» дружинники, всплывала горделивая осанка Скраббл в мутно-желтом свете фонаря. Кто сказал, что призраки за ее спиной — стража?

Голос Бориса Аркадьевича, историка из музея Горгиппии, прорывался сквозь мрак. «Ее именем приносились клятвы, что равнялось клятве перед предками. Ее именем творилось чародейство. Ей поклонялись воины — есть предание, что погибшие в бою поступали в ее, Морены, воинство. Вероятнее всего упомянутая в легенде Марья-волхва была жрицей этого культа».

Острая, ослепляющая догадка, ворвалась, переворачивая сознание.

КЛЮЧ! Точно, та, что заперта в клетке, просила взять ключ. Тот самый, бронзовый, с отломанным зубцом и крученым ушком.