Книга Моё Золотое руно, страница 42 – Екатерина Гордиенко

— Хочу показать тебе одно место. Тесей о нем уже знает. Туда от вашего дома два километра через горы, а морем минут двадцать.

— Мыс Фиолент?

Угадала, я правил именно туда. Якорь бросать не стал, просто заглушил двигатель, позволив баркасу медленно дрейфовать вдоль берега. Когда мы поравнялись с большим крестом, Медея трижды перекрестилась и склонила голову.

— Ну? — Наконец спросила она. — Чего же я не знаю про это место?

— Я встретил здесь Богиню.

Удивилась, но смотрела серьезно и внимательно. И правильно — любой житель Тавриды, независимо от того, православный ли, лютеранин или правоверный, в глубине души все равно оставался язычником. Наследие тавров, скифов и ахейцев слишком глубоко укоренилось в нас, чтобы недоверчиво ухмыляться при упоминании Богини.

— Афродиту?

— Трудно сказать. Думаю, это была Дева, которой поклонялись тавры.

Да и Девой называть ее стали лишь с легкой руки ахейцев. То божество, которое я вернул в подводный храм само по себе было воплощением щедрого плодородия и материнства.

— Где она теперь?

— Посмотри вниз. Видишь что-нибудь?

Медея послушно свесилась за борт, всматриваясь в фиолетовую глубину.

— Нет… — доносилось до меня ее бормотание. — Ничего… Ой! Вижу!

— Что?

Я затаил дыхание. До сих пор Богиня явилась только мне и Тесею. Больше о голубых огнях под водой никто в Ламосе не слышал. Если она признает Медею, значит наш брак действительно священен.

— Огонек. Такой странный. Голубой. Ой. Еще один. Ой!

Она откинулась назад и засмеялась. Почти перед ее лицом из воды выпрыгнул дельфин. Окатил нас фонтаном брызг и скрылся из глаз. Затем высунул хитрую морду, фыркнул и опять пропал.

— Что это было?

— Это огни Богини. С ними можно попасть в ее храм. Просто нужно задержать дыхание минуты на две. Ты сможешь.

— Ты что, — она приподняла бровь, — собираешься тащить меня под воду?

— Нет. — Я покачал головой. — Просто хочу, чтобы ты знала. Здесь всегда можно найти убежище. Богиня защитит и поможет.

Медея подняла с пола флягу с вином и тонкой струйкой вылила его за борт.

Гимны слагать не устану бессмертной и светлой богине.

Ты, Афродита Понтия, как царила, так и царствуешь ныне…

Знал бы тот забытый поэт, насколько вещими окажутся его слова. Уже включив двигатель и медленно отходя к фарватеру, мы смотрели, как удаляется голая скала с вознесенным над ней крестом и скрытым в недрах древним святилищем.

Перед входом в бухту я снова остановил баркас.

— Медея?

— Что?

Она повернула ко мне бледное задумчивое лицо. Пропитавшиеся морской солью волосы ее потяжелели и стекали на плечи, словно вышитый золотом платок. Глаза таинственно мерцали, словно отражая морские огни, а губы цвели розовым цветком.

Если бы ты знала, как я изголодался по тебе, моя маленькая.

— Выходи за меня замуж.

Она усмехнулась и покачала головой:

— Тебя послушать, мы и так женаты.

— Нет, Медея. — Я шагнул ближе и положил руки ей на плечи. — Я хочу вместе с тобой принять благословение твоих родителей, поцеловать икону, посадить тебя на белую лошадь и под звуки бузуки отвезти в церковь. Стоя под золотым венцом, я дам клятву любить и беречь тебя всю жизнь. И с этого дня ты до утра будешь спать на моей руке, подаришь мне новых сыновей и дочерей и вместе со мной встретишь старость.

В ответ она зябко поёжилась и обхватила себя за локти.

— Ясон… я и забыла, каким убедительным ты умеешь быть, когда захочешь.

— Очень хочу, сердечко мое. Больше всего на свете.

— Я не знаю… не знаю.

Легко коснувшись губами ее лба, я отпустил Медею и отстранился.

— Понимаю. Я подожду. А потом спрошу снова. Через месяц, через год, через десять лет. Ничего не изменится, Медея, я всегда буду рядом с тобой.

Больше мы не говорили.

Уже стоя на пирсе, Медея сняла с себя мою куртку и протянула мне.

— Оставь, потом заберу.

— Не надо. На берегу тепло. А теперь… — она лукаво улыбнулась, — … мое предложение. То есть приглашение.

Да? Очень интересно. Я смотрел на нее, как собака на кусочек сахара, и ждал.

— Родители приглашают тебя на ужин.

Кажется, я даже слегка вспотел. Анастас Ангелис решил простить мне мои прегрешения? Медея подтвердила мою догадку:

— Вообще-то, сначала папа хотел просто с тобой поговорить. Знаешь, этой историей с виноградником ты его, конечно сразил. — Я скромно умолчал, что как раз делал главную ставку на цепкую крестьянскую хватку Анастаса Ангелиса и его беззаветную любовь к виноградной лозе. — Но мама сказала, что на голодный желудок не разговаривают… — Да уж, тетя Гликерия, как никто, знала своего мужа, — … и обещала запечь барашка.

Барашка? Ради меня?

— Приду обязательно. Передай поклон родителям. Я польщен и благодарен.

Я уже соображал, где лучше взять ракию. Анастас, конечно, гонит свою, но ту, двойной очистки, настоянную на меду и травах, что делает Миша Констанди, даже он оценит. Как и красную феску с черной шелковой кистью, купленную для него в Афинах. А тетю Гликерию ждет шелковая шаль из настоящего валансьенского кружева. А Яшку с Гришкой — пара подзатыльников, если они начнут отпускать свои дурацкие шуточки за семейным столом.

Особенно приятно было то, что перед тем, как сойти с пирса, Медея повернулась и помахала мне рукой. Я сунул ладонь под рубашку и потер сладко занывшую грудь.

А потом обратился мыслями к вещам более прозаичным. Итак, меня пригласили на ужин в приличный дом. Значит, надо доставать костюм. И срочно вшивать под подкладку пиджака мой личный «Набор спасателя».

Больше всего я надеялся, что все мои предосторожности окажутся излишними, но оставлять Моне хоть самый малый шанс, не собирался.

МЕДЕЯ

Уже пятое платье легло на кровать рядом с четырьмя предыдущими. Шелковое золотистое я забраковала как слишком яркое и претенциозное. Если учесть, что стол мама накроет под старым ореховым деревом, а есть барашка мы по принятому у крестьян обычаю будем руками, мои шелка будут смотреться глупо.

Кремовое в мелкий голубой цветочек выглядело ночнушка ночнушкой. Странно, что я, относив его лет пять, заметила это только сейчас. В белом батистовом сарафане с кружевными прошвами я, наверное, буду выглядеть в вечерних сумерках привидением. Ужасным, но симпатичным. Серое льняное, с богато расшитыми рукавами больше напоминало исподнюю рубашку деревенской модницы.

Я швырнула сверху розовое коктейльное от Оскара де ла Рента, так удачно купленное мной в Париже, и уселась на край кровати. К черту все!