Книга Возвращение в Сонору, страница 44 – Екатерина Гордиенко

— Возьмут обязательно, — утешила ее я. — Просто сейчас здесь много туристов из Аравии и Сефарда. Они свиней не очень-то обожают, сама знаешь. Дождись галлов или алеманов.

Судя по количеству товаров на лотке старого койота, костяные флейты народа кечуа и цветная керамика мочика сефардов тоже не интересовали. А вот это уже интереснее — костяная трубочка для вытягивания колдовских стрел. Я бережно провела пальцем по идеально отполированной поверхности. Удивительно, ни одной трещинки, а ведь ей лет пятьсот. И ни один из знаков, усиливающих защитную магию не стерся от времени. Идеальный инструмент в идеальном состоянии.

— Старая работа, — произнес у меня над ухом дребезжащий голос, — таких уже и не делают.

Я подняла глаза и замерла, напряженно вглядываясь в полумрак под тентом из полосатого шерстяного одеяла. Как раз посередине в нем было вырезано круглое отверстие — видимо, одеяло служило своему хозяину и постелью и одеждой. И в это отверстие падал солнечный луч, высвечивая ровно половину темного изрезанного морщинами лица, на котором ярко сиял желтый глаз с вертикальным зрачком.

Только пофигист Бенито мог спутать койота с ягуаром, тем более с ягуаром, воплотившем в себе дух предков. И все же я не могла поверить своим глазам. Нефритовые украшения, закрепленные в проколотой носовой перегородке, нижней губе и коже на переносице, оттянутые тяжелыми нефритовыми серьгами мочки ушей, нефритовое же ожерелье под расстегнутым воротом грубой синей рубахи — несомненно, это был халач уиник.

Как мог легендарный Истинный Муж народа майя оказаться на блошином рынке посреди Нью-Амстердама — загадка, для меня неразрешимая.

— Прекрасная трубка. Жаль, что такая дорогая вещь мне не по карману.

Я осторожно положила инструмент на место и, пряча глаза, сделала небольшой шаг назад. Старик только на вид казался ветхим, как изношенная пати ^[30], истинный ягуар одним движением лапы мог убить не только человека, но и койота. Лучше не дразнить хищника и убраться отсюда поскорее.

— Она не продается. — Непостижимым образом старик вдруг оказался рядом со мной. — Она ждет свою хозяйку.

Ага, теперь стало понятнее. И страшнее. Я уже, не таясь, всмотрелась в лицо старика, узкое, как дынное зернышко, с высокими скулами и сильно скошенным назад лбом. Орлиный нос, легкое косоглазие, длинная, закрученная в узел на макушке коса — таков был облик знатного ягуара задолго до прихода волков. То есть четыреста лет назад. Что заставило его задержаться на этом свете? В голову пришли только два варианта: отсутствие спутников или платы богам за проход в небесный мир.

От этого предположения на лбу выступила испарина. Не задохнуться от страха и сделать новый вдох позволило только понимание, что даже самый великий шаман не сможет забрать жертву с собой насильно. Тот, кто последует за ним на «гору цветов», должен будет сделать свой выбор добровольно.

— Возьми, — сухие пальцы вложили костяную трубку мне в ладонь и сжали ее в кулак, — она твоя. Я исполнил свое обещание.

Теперь стало совсем понятно, и от этого вовсе неуютно. Десять лет духи ничего не требовали от меня. Они шептали мне на ухо слова молитв, учили делать талисманы и наносить на тело защитные узоры. Они приводили меня к учителям и указывали правильный путь, берегли от дурного глаза и давали сил после каждого поражения встать и идти дальше. Пришла пора платить по счетам.

— Понимаю, — медленно сказала я. — Но чего хочет от меня, койота, Шбаланке ^[31], бог ягуаров?

Истинный муж улыбнулся неожиданно лукаво и иронично.

— А чего хочет любой бог от любого из своих детей? Заботиться о своем народе, следовать своему предназначению. Теперь иди.

Он снова превратился в одинокого усталого старика. Я задержалась лишь на секунду, чтобы снять с шеи и вложить в жесткую ладонь мою самою большую ценность — нефритовую бусину. Морщинистые веки чуть вздрогнули, а потом медленно опустились, прикрывая желтые глаза.

Раз моя дорога дальше определена, он может завершить свой путь. Пусть найдет свой покой в одной из пещер недалеко от Ушмаля или Паленке — древних городов своего народа. Пусть ни один археолог не найдет места его последнего сна. Пусть ничьи пальцы не проникнут в его рот, чтобы забрать нефритовую бусину.

Прежде, чем повернуть к лестнице, я оглянулась. Ягуар сидел на корточках, прижав ладонь с широко разведенными пальцами к полу. Глаза его были прикрыты, а губы быстро-быстро произносили слова молитвы. Внезапно лицо его болезненно исказилось, и он резко развернул ладонь пальцами к себе. Я знала этот ритуал. Старик повернул мой след. Он повелевал мне вернуться. Вот только куда?

* * *

В «Мескалито» я ворвалась за десять минут до начала выступления.

— Знаю, знаю, виновата.

Игнорируя укоризненные взгляды Квентина, я проскочила в уборную и бросила сумку на столешницу рядом с раковиной. Затем окинула себя критическим взглядом в зеркало. Н-да.

Впрочем, здесь вам не Метрополитен-опера, уважаемая публика, а вполне приличная забегаловка для койотов и ягуаров. Шакалы сюда не захаживали, у них другая музыка. А в «Мескалито» каждый вечер играли Los Ponchos(очень оригинальное название, гы-гы), и пела я. Хотя, пела — это громко сказано. Высокие ноты я проговаривала, а низкие скорее мычала.

Ну извините, пою, как умею. И все же Квентин предпочитал меня, я хотя бы не шепелявила на кечуа. Кто бы мог подумать, что этот рыжий волчонок, да еще родившийся в одном из штатов Северной Конфедерации, так страстно влюбится в музыку горных долин? А всего-то и нужно было — пару раз съездить со мной в археологические экспедиции в область высокогорья.

Да-да, колледж я не закончила и степень бакалавра по истории не получила, но это была не причина отказываться от своей мечты. Поэтому летом я нанималась в экспедиции разнорабочим, а зимой зарабатывала деньги в городе.

В наши первые безденежные годы Квентин, не дождавшись ответа от своего агента и уставший играть в барах перед пьяными посетителями, побросал вещи в рюкзак, подхватил гитару и отправился вместе со мной сначала на машине до Кампече, затем автобусом до Санто-Доминго-дель-Паленке, а потом повсюду, куда могло завести нас археологическое чутье профессора Суареса.

И однажды оказался на древней земле инков. И влюбился: в эту страну, в этот народ, в эту музыку. Вот уже семь лет он самозабвенно дудел на флейте, бренчал на гитаре и стучал на барабанах, причем не один, а вместе с тремя еще такими же сумасшедшими. А я с ними пела. И еще Квентин утверждал, что станет родоначальником нового направления в музыке — джаза андина. И я ему верила.

В принципе, никаких недостатков в своей внешности, которые нельзя было бы устранить за пять минут, я не обнаружила. Стянула шапку и бросила ее на сумку. Туда же отправилась широкая и длинная толстовка с капюшоном. Обычно такие носили шакалы, но мне нравилась их мода. Во всяком случае, обтягиваться короткими платьями и вешать в уши золотые кольца, как это делали девушки ягуаров, я не собиралась.