Книга Кащей, страница 38 – Дмитрий Мансуров

— До тех пор, пока не поймают и не сжуют одного из нас.

— И часто летают?

— Каждый день, — сообщил бронтокряк.

Вороне новость не понравилась. Как же ей добраться до замка, если они разлетались и не дают прохода?

— Они не из замка Кащея вылетают?

— Нет, что ты! Они живут гораздо ближе. Кащей их выгнал со своей территории.

— Каким образом?

— Он выходил им навстречу несколько раз.

— И что?

— Они себе все зубы переломали, пытаясь его прокусить. И так раз за разом. Они ведь не могут не жевать того, кто попадает им в зубы, а потому однажды перелетели на юг, и теперь охотятся здесь.

— Хорошая новость.

— Тебе нравится Кащей?

— Нет, но около его замка нет никаких шутников, и там можно спокойно отдохнуть некоторое время.

— Интересный подход к отдыху, — заметил бронтокряк, но расшифровывать не стал, потому что заметил букашку, слизнул ее метровым языком и смачно зачавкал. Ворона остолбенела.

— Ты чего? — удивился бронтокряк.

— Как ты это сделал?

— Что сделал?

— Я не ожидала, что у тебя такой длинный язык.

— Длинный? Он у меня короткий! Вот у… ну… как их, ну, в общем, ясно, кого я имею в виду, у них язык так язык! С верхушки дерева могут поймать бегущего по земле!

— Не поняла, — сказала ворона, но бронтокряк сделал вид, что не расслышал. Зубы носились, пение становилось все громче и зазывнее, от восхитительных звуков против воли начинало тянуть вверх, чтобы услышать получше. Ворона начала терять терпение.

— Скорее бы они улетели! — выразила она общее пожелание жителей леса.

— Тянет наверх? — спросил бронтокряк.

— Есть немного! — ответила ворона.

— У нас раньше во время таких полетов избавлялись от врагов.

— То есть?

— Ну, к примеру, какой-то зверек постоянно всех донимает, надоел до смерти. Его хватают и подбрасывают вверх, а дальше он уже сам летит к зубам, не в силах противостоять пению.

— Хороший способ! — похвалила ворона, представляя, как она отрывает от дерева вопящую лису, а та умоляет пощадить ее, визжит, а она только смеется и повторяет: «Нехорошо чужой сыр хватать, нехорошо».

— Но тут есть одна проблема.

— Какая?

— Тот, кто пытается покончить с врагом, часто и сам, забыв в азарте об осторожности, тоже летит вверх. И они погибают вдвоем. Так что никто больше не пытается избавиться от врага подобным способом.

Мечты померкли.

— К тому же лиса не летает… — пробормотала ворона. Зубы с усиленным рвением запели чарующую песню многоголосым хором, с переливами и поочередным вступлением то одного, то другого голоса. У вороны закружилась голова от счастья, и, лишь краем сознания понимая, что поддаваться пению нельзя, она вцепилась клювом в ветку, представив себе, что это лисий хвост. Зубы над ней издавали самые притягивающие звуки во Вселенной, клюв держался за ветку помимо сознания, в мыслях ворона пела вместе с ними, то солируя, то в общем хоре. Песня затуманила сознание, казалось, что наступил счастливейший момент в ее жизни, после которого не стыдно и умереть. Сжимая клюв все сильнее и сильнее, ворона прокусила кору, в клюв закапал сок. Она сглотнула и чертыхнулась. В голове немного прояснилось, желание попеть в хоре поблекло, уступив место проблеме противного сока, который все прибывал и прибывал.

Ворона принялась отплевываться, не разжимая клюва.

— Что ты делаешь? — услышала она голос бронтокряка.

— Фок фыфлефыфаю! — сквозь клюв ответила ворона.

— Аааа… А я думал, ты сок выплевываешь! — отозвался бронтокряк.

— Я и фофою, фто фок фыфлефыфаю!

— Ты серьезно? — не поверил бронтокряк. — Где ты его взяла? Стой, я понял: ты ветку прокусила!

— Угу! — подтвердила ворона.

— Челюсти качала? — восхитился бронтокряк.

— Щефо?

— Ну, тяжести в клюве носила стабильно, по нескольку раз в день.

— А при чем здесь качели? — ворона выплюнула ветку, сообразив, что зубы больше не поют, а громко и некультурно чавкают. — Поймали кого-то!

— Главное, что не меня, — отозвался бронтокряк. — Кому так не повезло?

Они осторожно высунули головы. Зубы строились в ряд; первые, пережевав, улетали по своим делам, передавая обед следующим по очереди. То, что когда-то было живым существом, сейчас напоминало комок перьев, окрашенных в красный цвет. Зубы довольно щелкали, и казалось, этому не будет конца. Очередь уходила за линию горизонта, сливаясь с верхушками деревьев.

— Кошмар! — прошептала ворона. — Сколько их?

— Много! — отозвался бронтокряк. — На всех хватит!

— Я только сейчас заметила, что говорю как-то странно.

— Ничего странного. Так всегда бывает, когда приближаются зубы. Таким образом мы и узнаем, что они прилетели. Мы говорим по-прежнему, но наша речь по сравнению с пением зубов выглядит грубо и некрасиво. Потому и кажется, что речь не такая.

— Что-то я устала сегодня, — пробормотала ворона. — Сделаем перерыв на несколько… часок-другой… хрррррр…

— Во дает! — изумился бронтокряк. — Мне бы так!

Зубы над головой умолкли, и жители леса постепенно приходили в себя. А пока они пели, в километре от вороны лиса лежала на траве и с удовольствием их слушала. Пели очень красиво, но ничто на свете не могло заставить лису подняться. Столько всего навалилось. Лиса была измотана донельзя, и сил не было даже встать и посмотреть. Просто лежала и слушала.

* * *

Крестьяне больше не спорили. Убедившись на собственном опыте, что с вампирами шутки плохи, рано поутру они собрались и тронулись в столицу. От вчерашних победителей осталось намного меньше, чем было ночью: вампиры успели покусать большинство селян, и покусанные тихо сгорели в собственных постелях с первыми лучами солнца. Осталось всего восемь человек.

Они с грустью смотрели на деревню, наполовину превратившуюся в пепелище и кое-где все еще дымившуюся. Артем и Ярослав пожелали им удачи и тронулись в противоположном направлении — спасать царевну. Какие бы неприятности ни случились, забывать об основной цели путешествия не следовало.

К Яге заезжать не стали. Мало ли что? После неудачной попытки спасти человечество (не ради человечества, если честно, а чтобы вставить палки в колеса вампирьему войску) она могла пребывать не в лучшем настроении и устроить им такую штуку, что царевна останется в замке Кащея доживать свои лучшие и последние годы жизни.

Проскакав на одолженных крестьянами лошадях значительное расстояние, царевичи пересекли границу Причудливого леса.