Онлайн книга «Бойня»
|
– И муж тоже. – Что? – Он оторопел. Видно, задумался и что-то пропустил в разговоре. – Муж тоже охотился. Вернее, собирался начать. – Твой муж? – понимающе, но осторожно спросил Ландон. – Микке. Отец Молли. – Вот оно что… – К этому старому ружью давным-давно никто не прикасался. Но оно в хорошем состоянии. Папа следил, чистил, смазывал… на том все и кончалось. Последние годы отец не охотился. – А твой муж куда подевался? – Долгая история. – Я никуда не тороплюсь. Она улыбнулась. – Тогда терпи. Когда лесопилку закрыли, папа пристроил меня в мебельную мастерскую в Эстхаммаре. Нормально вообще-то, но не так, как в Харге. Я только что окончила гимназию. Все мои одноклассники двинули учиться – кто в Упсалу, кто в Стокгольм. А мне надоела зубрежка. Встретила Микке – мне было восемнадцать, ему двадцать. У его родителей был летний домик в Грисслехамне, и вот там, в Грисслехамне, мы и встретились. На Празднике лета. Очаровал он меня мгновенно: “Твои глаза как звезды, твои губы как бутоны розы”. Ну и так далее, сам знаешь. Я к такому не привыкла. Здешний народ словом не обмолвится, разве что после пары кружек пива… нет, пары будет мало. Хелена задумалась, медленно отхлебнула кофе и продолжила: – Для меня это был шанс уехать. Нет, не только, и влюблена была, само собой, по уши. И только представь выбор: уехать или торчать всю жизнь в Эстхаммаре. Я уехала к Микке в Стокгольм, в Юханнесхув. Начала учиться на медсестру – в таком городе, как Стокгольм, столярной работы днем с огнем не сыскать. Потом забеременела… Она опять замолчала. Видно было, что мысли где-то далеко. – Никогда не хотела жить в Стокгольме. Все время тянуло на природу. Чтобы Молли жила так же счастливо, как я в детстве. Но для Микки деревенская жизнь – пугало. – И что случилось? – Что случилось? Мы подняли лапки. Он – Стокгольм, я – деревня, я – деревня, он – Стокгольм… Даже и ссориться на эту тему перестали. Я работала в ночь, а днем сидела с Молли. Так долго не выдержишь. А потом один здешний парень подсказал: в Йиму продается таунхаус, недорого. И поликлиника есть. Что ж… не совсем деревня, но все-таки и не Стокгольм. И отец близко, на выходные ездила к нему. Сюда, на Каварё. Помогала чем могла. Ландон не знал, что сказать. Продемонстрировать понимание? Посочувствовать или, наоборот, порадоваться? Какая бурная жизнь… А чем он сам занимался в эти годы? Поступил в университет, остался в университете. – А он? Отец Молли? – Погиб. – Что?! – Сразу после того, как я уехала… Я еще распаковать коробки не успела. Позвонили из больницы. Автокатастрофа. Ехал из Чисты и свернул прямо перед носом грузовика. Иногда думаю – хорошо, что Молли тогда ничего не понимала. А иногда… наверное, она хотела бы иметь отца. Наступило долгое молчание. Ландону вдруг захотелось рассказать о своем настоящем отце, но что-то остановило. Вместо этого глотнул остывший кофе. – Теперь твоя очередь. – Мне особо нечего рассказать. Поступил в университет, окончил, остался на кафедре. И замолчал. Она посмотрела на него скептически: – И? – Что “и”? – Если у тебя нет прошлого, может, есть будущее? Или так и будет продолжаться? “Остался на кафедре”. Остался или остановился? Так и будешь стоять? – Думаю, да. Так и буду. – Что ж… неплохая привычка – оставаться. Он не сразу сообразил, что она имеет в виду. – Я… к сожалению… у меня пятнадцать дипломников… Хелена взяла у него пустую чашку и поставила на поднос. Многозначительно посмотрела на часы. И как истолковать этот взгляд? Наверное, намекает – пора и честь знать. – Пора идти… – Если хочешь. Прядь волос упала на грудь, как раз туда, где третья пуговка отчаянно боролась за свободу. Какая красивая женщина… не просто красивая. Магнит. Сила притяжения – как в каком-нибудь адронном коллайдере. Он резко встал, постарался стряхнуть колдовство. – Мне надо прочитать дипломную работу. Целыми днями ничего не делаю. Хелена тоже встала. Молча. Ландон сделал попытку встретиться с ней глазами, но она уже направилась в кухню. Остановилась в дверном проеме и повернулась: – Завтра наколешь дров. – А что-нибудь попривлекательней? – Блинчики? Он с облегчением расплылся в улыбке. – Договорились. Не успел Ландон взяться за работу, заверещал телефон. Посмотрел на дисплей, и ёкнуло сердце. – Рита? – Прости… – Сухой, шелестящий шепот. – Прости, что звоню. – Да что ты… – Посылала мейл, но… – Говорит так тихо, что приходится напрягаться. – Но ты не ответил. – Я на Каварё. – О-о-о… Он похолодел – так много вместилось в это протяжное, тоскливое “о-о-о”. Скрипучая узкая кровать, Рита на газоне в ночном белье и резиновых сапогах… сцены из прошлой жизни, которые он изо всех сил старался забыть. Забыть! – Я здесь временно… – с усилием произнес Ландон. – Надо кое-что написать. Она не ответила. – Как ты? Что-то случилось? – Не знаю. – Она с таким трудом произносила эти короткие фразы, что Ландон почти не узнавал голос. – Может быть… Не знаю. Он поднял голову и скользнул взглядом по книжной полке. Зачем она позвонила? Малодушно пожалел, что даже в этом богом забытом месте исправно функционирует телефон. – Что я могу для тебя сделать? Позвонить кому-то? Ты говорила с матерью? Молчание. – Рита? – Нет… ничего. Просто я очень устала. Уж не наглоталась ли она каких-нибудь таблеток? – Я так устала… – повторила Рита затравленно и всхлипнула. – Рита, все обойдется. Не плачь. – Прости… не надо было звонить. – Почему не надо? Правильно сделала. Как я тебе могу помочь? Хочешь, чтобы я приехал? Молчание. – Рита? – Прости. Ерунда… Мне очень одиноко. – Ты ела что-нибудь? Сколько раз он задавал ей этот вопрос? Тысячу? Десять тысяч? Она бессильно откашлялась. – Если я тебе нужен, приеду. Когда он видел ее в последний раз, чуть не потерял сознание. Восковая кожа, угловатые, торчащие скулы, бедра такие узкие, что вот-вот отвалятся ноги. |