Книга Падший, страница 40 – Рене Ахдие

Это могущественная магия. Такая магия, которой смертная девчонка, вроде Селины, должна была подчиниться.

Никодим смотрит на меня.

– Это все. – Он обводит взглядом зал, сердито косясь на абсент и опиум, и на обнаженные тела, прячущиеся в тени. – Все это закончится сегодня же, – шепчет он. – Время твоего маленького мятежа подошло к концу. Я запрещаю тебе такие примитивные развлечения. С завтрашнего дня ты начнешь работать вместе со мной над тем, чтобы сделать будущее, которое я вижу для тебя, реальностью. – Он хватает меня за ворот и притягивает ближе к себе. – Еще с тех времен, когда ты был ребенком, я намеревался наделить тебя статусом и властью в смертном мире. Может, сделать сенатором. На худой конец, государственным деятелем с безупречной репутацией. У меня были на тебя планы. Ты должен был стать триумфом моей работы на смертных землях. Уважаемым человеком с деньгами и влиянием. Через тебя я хотел дать начало династии, достойной нашего имени. – Его пальцы сжимаются на ткани моей рубашки. – Я думал, что потерял все это, когда ты стал вампиром. Но я не позволю вновь все отнять у меня. Ты будешь делать то, что тебе велит твой создатель, и вернешь нашей семье ее законное место на рогатом троне.

Я хочу отказаться, просто чтобы насладиться его реакцией на мое неповиновение. Чтобы получить шанс обрести контроль хоть над чем-то. Над своей жизнью, которая даже для бессмертных не данность. Над любовью, которую никто не имел права отнимать.

Кто я есть, никак не влияет на то, кем я могу стать.

Уверенность греет меня, пока я смотрю на своего дядю. Ибо впервые с того момента, как я проснулся вампиром, у меня появилась цель. Я и правда не обязан быть демоном, которым меня сделали. Я могу выбрать собственный путь. Построить собственное будущее.

Будущее, которое, однако, будет куда легче воплотить в действительность, если я не буду тратить время и энергию на то, чтобы ссориться с Никодимом.

Да, я сделаю, как велит мне мой дядя, но только для вида. Сыграю в игру, в которую он желает играть, стану мастером в этой игре. А сам тем временем буду создавать для себя жизнь, которая мне нужна. И если ради этого мне придется обрушить небеса и поколебать землю, я готов на все, чтобы вернуть то, что у меня забрали. Чтобы вернуть Селине то, что забрали у нее.

Я найду способ изменить свое будущее. И как только Селина узнает правду, я сделаю, как она скажет, даже если она попросит меня уйти и никогда больше не попадаться ей на глаза.

Вот что значит жить – избрать собственный путь и встретиться лицом к лицу с последствиями своего выбора.

– Прости меня, дядя, – говорю я, опуская плечи как проигравший. – Я воспринимал твой дар как нечто само собой разумеющееся. Моя неблагодарность постыдна. Скажи мне, что нужно делать, и я все выполню.

Удивление появляется на лице Никодима. Он меня отпускает и, расправив плечи, кивает. Он собирается что-то ответить, но вдруг его глаза снова чернеют, и злое шипение срывается с губ.

Я поворачиваюсь, и знакомый запах ударяет мне в ноздри. Резкий, как перезревший фрукт.

На вершине лестницы стоит Майкл Гримальди. Хотя он и не волк, запах его крови полон магии. Он недовольно смотрит на меня, но выражение его лица непроницаемое.

– Мне нужно было увидеть все своими глазами, – говорит он. – Я думал, ты умер, Себастьян. Все говорили, что ты умер.

Я улыбаюсь ему, но не показываю зубы.

– И ты, конечно же, был рад это услышать? – спрашиваю я.

– Нет. – Его губы складываются в тонкую линию. – Однако меня это не удивило.

– Если бы я умер, Майкл, – протягиваю я с насмешкой, – я бы не согласился на меньшее, чем самая роскошная траурная процессия из всех, какие только бывали в этом городе.

– Никто ничего не слышал о тебе несколько недель. – Майкл качает головой, все еще не веря своим глазам.

– И так бы все и осталось, если бы ты не оказался настолько глуп, чтобы притащить Селину Руссо в ресторан, – встревает Никодим.

– Очевидно, вы ничего не знаете о Селине, – холодно говорит моему дяде Майкл. – Если она принимает решение, то мало кто способен ее переубедить. – Он вновь поворачивается ко мне, прищуриваясь. – Неужели ты правда думал, что стать вампиром – это решение проблемы?

Я пренебрежительно пожимаю плечом.

– Это было не мое решение.

– Тогда позволь мне предложить другое, – говорит Майкл. – Держись подальше от Селины. Она не хотела быть частью вашего мира. Хотела все забыть. Хоть раз в жизни отбрось свой эгоизм и послушай других.

Мой смех звучит жестоко.

– Ты путаешь меня с кем-то, кому не плевать на твое мнение.

– Это не просьба, кровосос.

Джей подскакивает к Майклу.

– Лучше убирайся, щенок, – говорит он. – Пока у тебя еще есть ноги, чтобы это сделать. – Угроза звучит в каждом его слове.

– Если вы тронете меня хоть пальцем, Братство нанесет вам ответный удар в десятикратном размере. Нужно признать, что Майкл Гримальди ведет себя смело и не поддается угрозам Джея.

– Не ответит, если от тебя не останется ничего, за что можно мстить. – Шепот Джея больше похож на дыхание, чем на речь.

Майкл поворачивается к Никодиму:

– Вы ведь понимаете, что это значит, не так ли?

Дядя молчит.

– Вы обещали Братству, что не нарушите клятву, – говорит Майкл. – Десять лет назад вы поклялись, что никогда не приведете нового вампира в Новый Орлеан.

Никодим разворачивается и без слов исчезает во мраке.

– Вероятно, твоему дяде плевать на свои обещания, – говорит мне Майкл. – Но у меня нет причин скрывать от своей семьи правду о том, кем ты стал. Ты разрушил наше перемирие, Себастьян. – Он сжимает руки в кулаки, но не поднимает их. – То, что случится, будет всецело на твоей совести.

– А что случится, если мы расскажем твой секрет девушке, которую ты любишь? – мягко интересуется Одетта. – А что случится, если Селина узнает, что ты не тот герой, каким хочешь казаться? Что ты тоже часть мира, который она пожелала забыть?

Майкл не моргает, но сжимает челюсти.

– В таком случае в случившемся будет и ваша вина, мисс Вальмонт. – изгибает губы он. – Однако если вы причините Селине вред, вам придется отвечать передо мной.

Мне хочется шипеть. Я вскидываю руку, приказывая братьям и сестрам замереть, прежде чем они решат напасть. Никто не смеет оскорблять Одетту в нашем присутствии. Никто.

– Тогда безопасность Селины является твоей обязанностью, – говорю я с угрожающей улыбкой.

Он кивает.

– Что ж, тогда иди и гарантируй эту безопасность, – продолжаю я спокойно. – Уверен, это нетрудно. – Я наклоняюсь вперед, сунув руки в карманы. – И скажи, что Бастьян передает привет.