Книга Сломанная кукла, страница 68 – Лёка Лактысева

– Я пришла, Зин, – сообщила очевидное, не зная, как по-другому начать разговор. 

– Вижу… – он попытался улыбнуться. 

– Знаешь, я хотела поблагодарить тебя. Если бы не ты – Никиту, возможно, не успели бы спасти… Теперь мы оба обязаны тебе жизнью: и я, и сын. 

Похоже, Зиновий не ожидал такого признания. Он растерялся, смутился, зажмурился – совсем как Китенок, когда чувствует себя виноватым.

Некоторое время мы оба молчали.

Пауза становилась неловкой, и я поспешила заполнить ее:

– Кстати, Никитка просил передать тебе, что соскучился. Жаль, что его сюда точно не пустят. 

– Не жаль!.. – Зин на мгновение сморщился, потом пояснил свои слова: – Не надо ему видеть… все это. 

– Да, наверное, ты прав. Но, может, хочешь поговорить с сыном по видеосвязи? Я могу набрать Родиона Зиновьевича…

– Не надо. – Удивил меня отказом Плетнев. Потом поправился: – Не сейчас. Позже… если получится. 

Почему могло не получиться – я сразу не поняла. Дошло до меня позже.

– Я хотел сказать тебе, Аля, еще в тот день… в пятницу…

– О чем? – насторожилась я. 

Зин говорил медленно, часто переводя дыхание и закрывая глаза. Похоже, каждое слово давалось ему ценой серьезных усилий.  

– Запиши номер телефона, который я тебе продиктую. 

Я достала смартфон, вбила в память названные Зиновием цифры. 

– Это мой адвокат. Позвони ему завтра утром. Он… – Плетнев снова на пару мгновений закрыл глаза, отдышался, собрался с силами. – Помнишь, я обещал тебе, что все исправлю?

Еще бы я не помнила! Правда, считала, что сейчас, пока Зиновий в больнице, думать об этом не время. Спрашивать – тем более. 

– Я помню, Зин. Причем тут твой адвокат?

– У него документы. Бумаги, которые помогут тебе вернуть твои права… – мужчина трудно сглотнул. – На сына. Позвони Гольштейну!

– Хорошо! Я позвоню! – Плетнев явно волновался, и я поспешила согласиться, лишь бы успокоить его. – Ты только не переживай так, ладно? 

Зиновий снова лежал с закрытыми глазами, и, если бы не громкое хриплое дыхание и подрагивающие веки – я бы решила, что он отключился, потерял сознание.

Я порывисто склонилась к нему, сжала его непривычно слабые пальцы:

– Все будет хорошо, Зин! Верь мне! 

Веки мужчины задрожали чуть сильнее. Его ладонь под моей рукой сжалась в кулак. Сделав очередной глубокий вдох, он попросил, заикаясь даже больше, чем когда-либо раньше:

– У меня к тебе одна п… пы-росьба, Аля. Не уезжайте из Москвы. Хотя бы пока я жив. 

Я застыла с открытым ртом. Забыла, как дышать. В голове теснились какие-то глупые слова, восклицания, междометия… Что значит – «пока я жив»?!

Вот, значит, отчего так озабочен Родион Зиновьевич! Наш герой, выходит, заживо себя похоронил!

– Ну, нет! – возмутилась я. – Ты не умрешь! Не теперь, когда Никита привязался к тебе всей душой, полюбил тебя, как… как родного! Да ты и есть – родной! 

– Никита... – Зин слабо улыбнулся, но улыбка тут же угасла. – А ты?.. Ты, Аля?

Я? Зиновий хочет знать, люблю ли я его?!

Ответа на этот вопрос у меня не было – даже для самой себя. Слишком…

Между нами было слишком много всего! Обиды и нежность, недопонимания и близость, недоверие и страсть…

Как бы я хотела забыть, стереть из памяти заседание суда, месяц разлуки с сыном, измученное личико ребенка, когда, наконец, я приехала к нему в клинику, сдавленный писк «мама!», когда Китенок все же поверил, что я появилась, и бросился навстречу, чтобы повиснуть на мне, как обезьяний детеныш.

Вынеся Никитку из огня, Зин заплатил за все, что наворотил. Заплатил не мне – судьбе. По самому высокому счету.

У меня к Плетневу счетов больше не было. Тем более теперь, когда он дал понять, что я снова смогу называть Китенка своим сыном на законных основаниях. 

Но пообещать мужчине свою любовь я пока не могла. Преданность – да. Заботу – тоже да. Готовность быть рядом, поддержку, понимание, даже секс. Но любовь? Может, я не знаю, что это такое, и потому не готова заявлять о ней вот так, напрямую?

– Я позвоню Гольштейну утром, Зин. Спасибо тебе. – Ответила я совсем не то, чего ждал Плетнев. 

Он устало и разочарованно выдохнул, не открывая глаз. Его сжатый кулак под моей ладонью обмяк, не пытаясь отозваться на мое пожатие. 

– Когда будешь уходить, попроси медсестру зайти ко мне, Аля, – едва слышно шепнул он и замолк, давая понять, что наш разговор закончен.

– Я еще приду, Зин, – пообещала я, вставая с табурета. 

Плетнев не ответил.

Я поспешила выйти и пригласить к нему медсестру.

Добираясь из госпиталя МЧС в клинику, где лежал Китенок, я напряженно размышляла. Мне было ясно: даже если бы я призналась Зиновию в любви, это не слишком помогло бы делу. Через день-два он начал бы сомневаться в моих словах, начал бы снова погружаться в мрачные мысли и впадать в тоску. 

Родион Зиновьевич, который общался с ожоговыми хирургами на правах самого близкого родственника, рассказал, что Зиновию предстоит пара операций по пересадке кожи.  По-другому его ожоги не заживут. 

А это значит, что Зин проведет в клинике не один месяц, и все это время будет оторван от дома, от сына, от любимого дела. Коротких встреч по две-три минуты раз-другой в неделю с Родионом Зиновьевичем и со мной точно не хватит, чтобы тоска и ощущение ненужности ушли из его сердца. 

И чем яснее я этого понимала, тем четче становился мой план. 

Я знаю, как вытянуть Зиновия из хандры. И мне это вполне по силам!

* * *

Адвокату, номер которого мне дал Плетнев, я позвонила на следующее утро. Узнав, что и сам Зиновий, и мы с Никитой лежим в больнице, тот согласился приехать и встретиться со мной в больничном кафе. 

Оставив сына под присмотром в игровой комнате, я спустилась в это кафе, увидела за одним из столиков грузного мужчину. Узнала его сразу: он был единственным посетителем, явно не вписывающимся в обстановку – грузный, в деловом костюме, с папкой для документов на коленях. 

Подошла:

– Юрий Ильич?

– Он самый! – мужчина вальяжно откинулся на спинку скрипнувшего под его немалым весом стула. – Значит, вот вы какая, Алевтина Сербова. 

– Может, перейдем к делу? – не желая обсуждать свою внешность и выслушивать комплименты или, наоборот, критику, предложила я.

– Что ж, к делу – так к делу. Вот, ознакомьтесь. 

Адвокат подал мне несколько листов в файлике. Я присела напротив него, достала бумаги и начала изучать. Чем дальше читала – тем труднее мне становилось скрывать свое удивление от цепкого взгляда законника.