Книга Разрушающие себя, страница 27 – Яна Мелевич

Некоторые женщины совсем не умеют выбирать друзей. Впрочем, парни тоже.

— В зоопарке будет так же нудно? — поинтересовался я, оглядывая эту свору орущих котов, бегающих хорьков и лающих собак. Вопрос о своих личных достоинствах решил проигнорировать. Нет никакого смысла на него отвечать.

— Ну-у-у, звери везде одинаковые, — развела руками Блажена, пока я доставал смартфон, ища нужный контакт. — А что?

— Детей возьму. Мелким зверушки точно понравятся, — отозвался я без задней мысли и только потом понял, что ляпнул.

Круглые глаза Блажены стали мне отличной мотивацией, чтобы врезать себе по лицу ладонью и попросить в ближайшей клинике зашить себе рот. Молодец, Никита! Двести баллов на барабане. Еще бы заорал на всю Москву, что у тебя парочка сирот в незаконном опекунстве.

— У тебя есть дети?!

Она решила, что это мои младшие брат и сестра. Ну да, как еще объяснить наличие двух малолеток у взрослого парня двадцати двух лет, живущего без родителей? Сама задала вопрос и сама нашла на него ответ, устраивающий нас обоих. Объяснять подробности наших с Федей и Василисой взаимоотношений мне совершенно не хотелось. Тем более о них почти никто не знал, кроме Ромы с Аней да Гриши. Причем Сташенко их даже в глаза не видел ни разу, слишком удачно я прятал их от его пристального внимания — без того достал нравоучениями.

— А сколько им лет? Ой, слушай, наверное, надо им что-то купить, да? Знаешь, у нас там всякую всячину продают возле зоопарка. Можно купить… — Блажена с упоением трещала, размахивая руками, пока мы мерно покачивались в вагоне метро.

Час пик, народу много, и нам не повезло оказаться зажатыми у одной из стенок в самом конце. Стоило очередному пассажиру начать продвигаться к выходу или просто переместиться, казалось, будто вся толпа приходила в движение. Люди толкались, пихались, ругались за места для инвалидов и детей. Беременные тихо сопели, держась стоя за поручни — пенсионеры ехидно косились, пристроив баулы с продуктами у ног. Одна девушка с зелеными дредами шипела что-то насчет очередного «мужика с большими яйцами». Ее не устраивали его раздвинутые ноги, а этого парня напрягал вид юной воительницы за права женщин.

Москва.

Метро.

Середина недели.

Толпа.

Воняет куревом вперемешку с духами и потом

Обожаю.

Рома, чтоб у тебя все шины какой-нибудь козел проколол. Или Анька сегодня не дала.

Стоило только вспомнить любителя отбирать ключи от машины у взрослых самостоятельных людей, как мой смартфон разразился истеричным звонком. Весь вагон дружно повернулся в нашу сторону, едва из динамика раздалось голосом Винни Пуха: «Входит и выходит. Замечательно выходит!»

Да бросьте, неужели все настолько молодые, что никто не смотрел этот глупый мультик про медведя? Судя по лицу Блажены, она тоже удивилась.

— Да? — ответил я, кладя одну руку чуть выше головы Блажены, а второй удерживая смартфон.

— Ты где? У нас тут бумаги накопились, надо бы подъехать в офис и расписаться, — начал отдаленно Рома. Он явно осторожничал и пока не переходил в режим «мамочки» с вопросами вроде: «Как дела? Ты уже поел?».

— В офис? — я скучающе осмотрел на схему, не вникая в суть. — Обязательно сегодня? У меня вообще-то планы.

Никуда мне ехать не хотелось. Ни сегодня, ни завтра. Откровенно говоря, надумывал продать Сташенко эту чертову галерею. Во всяком случае, так надо мной хотя бы не висел бы этот груз в виде подарка Лены после смерти.

Я хотел ослабить этот чертов поводок на моей шее.

— Какие еще планы? — тут же насторожился Рома на том конце. По интонации я ощутил его беспокойство. Там, где-то на заднем фоне, я слышал голос Ани. Она наверняка пыталась урезонить своего парня, как десятки раз до этого.

— А я обязан отчитываться? — огрызаюсь тихо, стараясь сдержаться, но получается плохо.

В этот момент толпа вновь движется. Кто-то кричит насчет продуктов в сумке, на которые наступили. Блажена вскрикивает, ведь меня толкают сзади, и я едва не роняю телефон, почти налетая на нее. Меня непроизвольно прижимает к ней, и Солнцева двигает головой, чтобы не удариться. Она достаточно высокая, поэтому всего секунду спустя осознаю, что наши носы соприкасаются. Я ощущаю ее горячее дыхание на своей коже, замечая промелькнувшее удивление вперемешку с возбуждением в глубине темных глаз.

Приехали, здрасти, это станция «Ой, ты такой красивый».

— Никита? Ты слышишь меня? С тобой все в порядке?, — истеричка на том конце никак не угомонится, так что я кого-то, не глядя, пинаю сзади.

Слышу отборный мат, поворачиваюсь, а там старушка мне угрожает палкой колбасы и вываливает на меня весь свой опыт нахождения в местах не столь отдаленных, судя по выражениям.

— Завалилась! — огрызаюсь на бабку, в ответ получая с десяток осуждающих глаз.

Да, да, материться можно только старичкам! И называть кого «белобрысыми пидарасами» тоже.

— Молодой человек, как грубо!

— Вы ведете себя по-хамски.

— Она же женщина. Со своей бабушкой или мамой тоже так общаешься?

Вот обычно всем наплевать на окружающих, но сегодня, видимо, день какой-то — или вагон — неправильный. Или я давно сюда не спускался, подзабыл суровые реалии мира. Поколению миллениалов ругающаяся матом бабка с молодым парнем стала интереснее видео в «Тик-Ток». Вот это новости.

А нет, вон там два чудилы достали смартфоны и снимают историю. Все в порядке, временное помутнение.

«Никита…»

Рома, точно. Забыл про него.

— Извини, я сейчас занят немного. Мне тут угрожают колбасой до смерти забить, а я с девушкой. Она обещает меня защитить от нападок и съесть колбасу в случае угрозы, — несу какую-то околесицу, ощущая удар по спине от Блажены.

— Идиот, что ли?! — возмущается, но у самой слышится в голосе смех.

«Что? Никита, опять твои идиотские шутки. Я же серьезно волнуюсь и… Девушка? Аня, ты слышала?! Он с девушкой!»

На этом моменте сбрасываю звонок, слышу объявление нашей станции и, показав бабуле средний палец, хватаю Солнцеву за руку, утягивая ее сквозь толпу к выходу. И знать не хочу, что этот старик там придумал в своей одурманенной романтикой голове. Еще не хватало, чтобы всем разнес эту новость.

Никита, где девушка? Покажи девушку. Она точно живая? Вау! Как настоящая!

Выходим из метро, и я почти снова не ненавижу людей. Блажену за руку я больше не держу, но она все равно довольна и жмурится радостно, как котенок от лучей солнца. Мне хочется вздохнуть тяжело и попросить ее так идиотски не улыбаться.

Прошу, не влюбляйся в меня. Я очень плохой герой девичьих грез.

— Не делай так, — не выдерживаю, слыша, как она начинает напевать какую-то песенку про любовь.