
Онлайн книга «Лесная ведунья. Книга 2»
— Иввваника! — прорычал Гордей-воин. Селяне разом ахнули, а кто-то и запричитал. — Убью! — прошипел Гордей. — А вот это, мил-человек, не получится, — я руку от щеки его убрала и в лес отправилась, обронив на последок: — Чаща моя зело младенцев жалует, но коли девица попадется невоспитанная, то воспитанием не брезгует. И тут из толпы крик истошный раздался: — Доченька! Моя доченька! Я обернулась, плечами пожала, да и ответила: — Отдадим. Вот как только перевоспитаем, так и отдадим. Если перевоспитается, конечно. В таком-то возрасте перевоспитывать оно дело сложное. И уже когда в лес входила, услышала крик Осмомысла: — Спасибо тебе сердешное, госпожа лесная ведунья! Обернулась, голову склонила, благодарность принимая, и весело обратно зашагала. Настроение такое стало возвышенное. На небосклон посмотрела, там солнышко яркое по-утреннему свежее на небо поднималось. Самое паршивое время для нежити это когда солнышко на небо поднимается. И тут они ударили! Разом, едиными силами, всей мощью! Я захрипела, да на колено свалилась, из последних сил за клюку свою держась. А где-то там, взревел от боли мой леший, у него же клюка Гиблого яра была! Он удар и принял весь! И я бы упала, там же на месте упала бы, но леший, мой леший, он ведь погибнуть мог! И ударила по земле, ладонью открытой, ближайший источник до поверхности земли поднимая, а едва воды коснулась, отправила Воде одно единственное словечко-сообщение: «Стой!». А вот опосля и рухнула. «Валкирин, проклятая тварь! Уничтожу!!! Я тебя уничтожу, девка беспутная, кровью своей клянусь — уничтожу! И могилы у тебя не останется!» Мне говорила это ведьма. Самая прекрасная ведьма на свете. Глаза ее были, что озера синие, а глубины в них имелось поболее, чем в море-океане. Красивые глаза. Такие красивые, что смотреть в них хотелось, глаз своих не отводя, и тонуть, во глубине тонуть, и чтобы легко было и хорошо, и невесомо так. В саму глубину не хотелось, там опасность таилась, я то чувствовала, но отдохнуть, хоть на миг отдохнуть да позволить себе вот так плыть по течению теплому, мне хотелось. — Веся, посмотри на меня! — а то другой голос. Властный, повелевать привыкший, сильный голос и требовал он подчинения. — Веся, пожалуйста, посмотри на меня… И руки теплые. Шершавые чуток, сильные, да вместе с тем нежные, по щеке пальцы скользят, но в движении этом и ласка, и напряжение чувствуется. — Веся, просто открой глаза! Снова повелевает, повелительный мой охранябушка. Точно охранябушка, касается осторожно, бережно, ни на что не покушаясь, ни на чем не настаивая. А я глаза его вспомнила — красивые у него глаза, цвета неба синего, что тучами предгрозовыми частью закрыто. Только вот в таком небе, в нем угроза лишь на поверхности, только на первый взгляд, а потом, потом-то знаешь точно, что снова засияет солнышко, дождем омытое, и засверкает каждый куст, каждый листочек, каждое дерево, каждый цветочек, засияет и заискрится, от того и не страшно в глаза архимага смотреть. Мне не страшно. — Веся… — М? — отозвалась я. Усмехнулся, обнял крепче, да и спросил: — Стало быть, слышишь? — Стало быть, слышу, — согласилась я. — А чего тогда молчала? — мрачно спросил он. — Ну, я сравнивала, — созналась сонно. — Сравнивала что? — снова голос требовательный, сразу очарование теряется, и уже понимаешь, что не охранябушка это, а Агнехран-маг. — Глаза ваши сравнивала, — раздраженно ответила я, и голову повернув, уткнулась лицом в рубашку маговскую. И хорошо так. И спокойно. И вот так отдыхать мне понравилось больше, чем в глазах ведьмы тонуть, и безопаснее оно как-то. — И… как? — вопросил Агнехран. — Твои лучше. Нет у ведьмы красивше, с этим не поспоришь, но твои роднее, и добрее, и лучше. Хоть ты и маг. Хмыкнул, к себе на миг так крепко прижал, что не вздохнуть, но сразу помягче стал, хоть и не отпустил. А я тогда уж и спросила. — А что ты тут делаешь? Это ж лес Заповедный. Усмехнулся снова, к виску моему губами прикоснулся, и прошептал: — А до леса Заповедного, Весенька, ты два шага не дошла. Вот тут то я глаза и открыла. Смотрю — а надо мной полог натянут тканевый, светлый такой, да со знаком маговским. Голову приподняла, гляжу — маги лагерь прямо под лесом разбили, ходят по деловому, столбы какие-то заклинают. На лес свой поглядела — там, слава силам небесным, лешинька мой стоит. Злой аки дьявол какой, которого посреди сна разбудили, да к работе приспособили. В руках клюка яра Гиблого, с правой стороны от него Ярина стоит, нервная, слева Леся, вот она счастливая, делает предположения по поводу того, что мы тут скрытые ото всех делаем, и предположения те — одно другого пошлее. «Лешинька, очнулась я» — сообщила другу сердешному. Тот облегченно выдохнул, глаза прикрыл, и поняла я — сам едва держится. «Что случилось-то?» — вопросил он. «А мне бы и самой понять, — призналась ему. — Догадки смутные есть, но обмозговать то надо, обдумать крепко». «Пока что так вижу, — ответил лешинька, — водяной да болотники Гиблый яр серебряной водой наполнять начали. От воды той только нежити только и вред же, но от чего-то по нам удар пришелся. От чего так?» «Не знаю, — призналась я». «Архимаг с тобой?» — зло спросил леший. «Он». «А аспида не видать, к слову». «Да и не велика потеря, — ответила я. И тут же спросила: — А он в порядке?» И глухое рычание из самого леса мне послышалось. «Был, меня поднял, да и исчез в портале алхимическом». «Значит в порядке, — успокоилась я.» «В лес вернись! — потребовал леший». А я глаза открыла. И утонула. Или взлетела. Или еще что-то, но я или парю, или плыву, или лечу — хорошо так. Охранябушка мой, без глаз подведенных, в рубашке белой шелковой, черные волосы чуть растрепались, а взгляд добрый такой, и улыбка теплая. Не удержалась я, руку протянула, к улыбке прикоснулась, и на улыбку его, своей улыбкой ответила. — Хорошо с тобой, — прошептала тихо. — Вот и мне с тобой, — сказал он в ответ. Я руку уронила обессилено, да теперь груди его касалась, а там под пальцами биение сердца ощущалось, да я и ладонь прижала чуть крепче. А он своей накрыл, и с силой прижал, и спросил вдруг: |