Книга Операция «Мираж», страница 14 – Николай Лузан

— Как долетел, Марк? — начал он разговор с дежурного вопроса.

— Без приключений, — буркнул Перси.

— Как с погодой в Москве?

— Лучше чем здесь. Тут, то в жар, то в холод бросает.

— Хо-хо! — поняв намек, наигранно хохотнул Кейдж и пригласил к креслу:

— Проходи и располагайся, как у себя дома.

— Дома?! Ну, уж нет. Будь на то моя воля, я бы здесь и секунды не задержался.

— Ну, что ты, Марк! Неужели о нас такие ужасы распространяют?

— Я, по крайней мере, ничего хорошего не слышал. И откровенно говоря, не хотел бы слышать.

— Спасибо за прямоту. Что поделаешь, таков наш крест, и кто-то его должен нести.

— Как говорится, каждому свое. Только на мне его не надо ставить.

— Марк, ну почему так мрачно? С нашей стороны было бы непростительной ошибкой мешать работе такого блестящего разведчика как ты. Твой успех в работе с Фантомом получил высокую оценку, — продолжал Кейдж, а его холодные глаза, рентгеном просвечивали Перси.

— Мне об этом трудно судить. Со мной, кроме Саймона, никто не говорил.

— Не надо скромничать. Твои заслуги общеизвестны.

— Сегодня они ничего не стоят.

— Да, перестань себя хоронить!

Эта фраза Кейджа много стоила, и на душе Перси отлегло. Но через мгновение неприятный холодок снова охватил его. «Главный инквизитор» заявил:

— Слов нет, Фантом ценный агент, а вот перспектива нашей работы с ним, к сожалению, вырисовывается не столь радужная. Где-то была допущена ошибка.

— В чем? Какая? — голос Перси дрогнул.

— Мы располагаем сведениями о том, что к русским прошла утечка информации об операции. И, как это не прискорбно говорить, виной всему «крот», который находился рядом с тобой. Негодяй! Он еще получит свое! Я ему обеспечу электрический стул! — злобная гримаса исказила физиономию Кейджа.

Перси поежился и осипшим голосом спросил:

— Насколько эти сведения достоверны?

— Более чем.

— И этот крот Ковальчук?

— Ковальчук?! С чего ты взял? — впился в Перси взглядом Кейдж, а его губы сложились в одну жесткую складку.

Тот понял, что невольно выдал Саймона и ушел от ответа:

— Ну, не Саливан же?!

— И все-таки, почему Ковальчук? — продолжал допытываться Кейдж.

— Об этом говорит простая логика. На первом этапе операции с Фантомом, кроме меня, Саливана и Дункана, к ней был допущен Ковальчук.

— А ты, что Дункана исключаешь?

— Сэма?! Исключено!

— И на чем основывается такая уверенность?

— На интуиции.

— Интуиция? А что она тебе говорит о Ковальчуке?

Перси замялся. Он все еще не мог поверить, что тот оказался «кротом».

— Вы ведь были друзьями, не так ли? — наседал Кейдж.

«Уже в друзья записали. Сволочи! Что вы еще на меня накопали?» — гадал Перси и лихорадочно соображал, как ответить. Любое неосторожно сказанное слово могло обернуться против него. Он поднял голову и, встретившись с взглядом Кейджа, отвел взгляд в сторону. В глазах «Главного инквизитора» читалась неумолимая решимость найти и покарать предателя.

«Ты и мать родную не пожалеешь!» — с тоской подумал Перси и выдавил из себя:

— В последнее время Ковальчук вел себя нервозно, стал злоупотреблять спиртным. Но тому есть объяснение — конфликт с резидентом Саливаном. И здесь я бы…

— Это нам известно! — перебил Кейдж и потребовал: — Марк, забудь о щепетильности! Это не тот случай. Речь идет об угрозе национальным интересам страны, а не о бытовой склоке между сотрудниками.

— Понимаю.

— Будем говорить, как профессионалы. Нас интересует мотив, который мог подтолкнуть Ковальчука к предательству.

— Я уже отмечал: конфликт с резидентом Саливаном.

— Что еще?

— Возможно, разочарование в работе.

— О! Это существенно, — оживился Кейдж и поторопил: — В чем оно проявлялось?

— Так сразу и не вспомнить.

— Постарайся!

— Э-э были отдельные высказывания. Но они скорее носили эмоциональный характер, и являлись следствием конфликта с Саливаном. Тот, на мой взгляд, предвзято относился к Генри… Ковальчуку.

— Оставь Саливана в покое! Меня интересует Ковальчук. Что конкретно он говорил? — насел Кейдж.

Перси замялся и, пряча глаза, обронил:

— В такие минуты от него можно было услышать заявления типа: «надо больше бояться своих, чем врагов; что прежние заслуги ничего не стоят; что ЦРУ, не лучше КГБ».

— Даже так?! Подходящий фон для предательства! А какие материальные его проявления вы замечали? Я имею в виду лишние деньги, дорогие покупки, романы с женщинами и так далее.

— Извините, сэр, но после перелета у меня в голове такая каша, что я не могу ручаться за точность и объективность ответов. Боюсь, что внесу только путаницу, — Перси уклонился от ответов, чтобы собраться с мыслями.

— Хорошо! Сделаем перерыв, — неожиданно проявил сговорчивость Кейдж и предложил: — Отправляетесь в отель и набирайтесь сил, завтра нам предстоит напряженная работа.

— Насколько она затянется?

— Трудно сказать, ситуация сложная, но мы постараемся провести расследование в максимально сжатые сроки.

— У меня будет возможность встретиться с семьей?

— Да, конечно! Жена ждет тебя в отеле.

— Маргарет?!.. Здесь?! — удивился Перси.

— В номере. Все за наш счет.

Такая поразительная забота Кейджа, нисколько Перси не порадовала. За этим усматривалось только одно — скрытыми микрофонами и камерами контролировать каждое его слово и каждый шаг. «Главный инквизитор» цинично рассчитывал, что Маргарет развяжет ему язык. Внутри Перси все вскипело от возмущения, и ему стоило немалых усилий, чтобы удержать себя в руках. Тяжело поднявшись из кресла, он глухо произнес:

— Надеясь, я свободен?

— Да, до завтра! — расплывшись в фальшивой улыбке, ответил Кейдж и, нажав кнопку на селекторе, распорядился: — Билл отвези Марка в отель и проследи, чтобы у него не возникло проблем.

— Будет исполнено, сэр! — заверил тот.

Оставив без ответа пожелание Кейджа приятно провести вечер, Перси вышел в приемную. «Бульдоги» снова сопроводили его к машине. Отель находился поблизости от Лэнгли. Дежурный администратор с выправкой отставного военного, вышколенные горничные и вязкая тишина в холле лишний раз подтверждали подозрения Перси — его взяли под колпак. Тяжело ступая, он поднялся на второй этаж и там лицом к лицу столкнулся с Ковальчуком. Болезненная гримаса исказила осунувшееся лицо Генри, а в глазах разлился страх. От некогда искрящего весельем здоровяка осталась лишь бледная тень.