Книга Операция «Мираж», страница 17 – Николай Лузан

Сердюк пожал плечами, а Писаренко коротко ответил:

— Нет!

— В таком случае, светлых вам мыслей, — пожелал Градов.

В приемную Сердюк вышел мрачнее тучи. Дежурный, выглянувший из-за перегородки, поспешил ретироваться. Тяжелый взгляд генерала ничего хорошего не сулил. Упреки, прозвучавшие на совещании, лишний раз напомнили Сердюку о возрасте, ведь старше его в руководстве Департамента никого не осталось. Тот же Градов был на полгода моложе и в центральный аппарат пришел, когда Анатолий Алексеевич уже занимал должность начальника ведущего отдела и был в приятельских отношениях с самим Михаилом Барсуковым. Дружба с ним открывала перед Сердюком заманчивые перспективы. В всяком случае, в частных разговорах Михаил не раз намекал на это.

После августа 1991 года, те, кто входил в окружение Президента Ельцина, сделали головокружительную карьеру. Барсуков оказался одним из них. Добрейшей души человек и знаток тайн древнего Кремля, он и не помышлял о стремительном взлете на политический олимп. Все переменилось в один миг: дружба с всесильным Александром Коржаковым, близким к Президенту России, привела Барсукова в кабинеты кремлевской власти. Не успели высохнуть чернила на указе Ельцина о назначении на должность Директора, как на погоны Барсукова обрушился настоящий звездопад. За два года подполковник вырос в звании до генерала армии. Даже неудача под селом Первомайское, когда банде Радуева удалось вырваться из окружения, не поколебала его положения. В ситуации, когда Кавказ напоминал пороховую бочку, Ельцин остро нуждался в поддержке силовиков.

Роковая неудача подстерегла Барсукова и Коржакова там, где ее не ждали. Прямые и решительные в «поле», они поскользнулись на придворном паркете. Наступил 1996 год. Впереди предстояли выборы Президента России, и Коржаков, Барсуков и, примкнувший к ним министр обороны Грачев, делали все возможное, чтобы Ельцин остался на своем посту. Конкуренты тоже не дремали. И в итоге Коржакова, Барсукова и Грачева просто вымели из Кремля. Все это всплыло в памяти Сердюка, и он с грустью подумал:

«Может оно и к лучшему. Миша давно на фазенде, а ты еще служишь. Нет, Толя, гражданка не для тебя».

— Алексеич, так что будем делать? — напомнил о себе Писаренко.

Сердюк встрепенулся и предложил:

— Давай-ка вечером все обмозгуем.

— Ладно, так еще лучше, а то у меня в голове нет ничего дельного, — охотно согласился Писаренко.

Сердюк возвратился к себе. Открыв докладную, он попытался новым взглядом посмотреть на нее и на замечания Градова, но сосредоточиться не успел. Раздался стук в дверь, и в кабинет уверенно вошел Агольцев. Бросив взгляд на Сердюка, тут же погрустнел.

— Что, задробили? — голосом спросил он.

— Не то слово, Витя, камня на камне не оставил! — с горечью произнес Сердюк.

— Неужели все так плохо?

— Не устроил наш подход к ситуации вокруг Кочубея и его информационное обеспечение.

— Анатолий Алексеевич, а к нам какие претензии? Что дают ракетчики, то и сплавляем американцам.

— Витя, за операцию отвечаем мы, а не подчиненные Соловцова. Нет, Градов прав, надо искать нестандартные варианты. Найдем, — выиграем время, а значит и всю операцию.

— Легко сказать, в ЦРУ не дураки сидят, я уж не говорю про их науку. Мы же не фокусники! — кипятился Агольцев.

— Остынь, Витя, лучше прокачай с ребятами одно предложение.

— Какое?

— О подключении Мальцева к операции в качестве у отвлекающего маневра.

— Мальцева?! Да вы что, Анатолий Алексеевич?! Он же к таким секретам допущен! Тогда уж сразу весь «Тополь» сдать! Я…

— Погоди! И выслушай! — перебил Сердюк и взялся разъяснить новый поворот в операции, родившийся в кабинете Градова.

— Никто вторым номером Мальцева пускать не собирается. Кочубей даст на него общую наводку, и пока ЦРУ будет возиться, мы выиграем время. Кроме того, через Мальцева мы получим второй канал и возможность дополнительного контроля над ходом операции.

— Польза сомнительна, а вред очевиден, — буркнул Агольцев.

— Витя, давай без «ахов» и «охов». Время не ждет! Какие будут предложения? — положил конец спору Сердюков.

— Будем искать, — без энтузиазма ответил тот и, забрав докладную, возвратился к себе.

Там его с нетерпением ждали Кочубей с Остащенко.

— Ну как прошло? Одобрили? — набросились они на Агольцева.

— Прошло-пошло и боком вышло, — в сердцах бросил Агольцев и швырнул докладную на стол.

Николай с Юрием склонились над ней, и их лица вытянулись. Резолюция Градова на первом листе отсутствовала, вместо нее стоял жирный вопросительный знак, а ниже докладная пестрела пометками.

— Да, попали под горячую руку. Живого места не оставил, — удрученно произнес Кочубей.

— И что теперь? — недоумевал Остащенко.

— А то. Думать будем! — отрезал Агольцев.

— Так вроде… — заикнулся Кочубей.

— Вроде, в огороде, Коля. Поставлена задача: проработать вопрос о подключении Мальцева к операции.

— Кого-кого? — переспросил Остащенко.

— Это один из разработчиков. Двигает науку в академии Петра Великого, — пояснил Кочубей.

— А ты его хорошо знаешь? — спросил Агольцев.

— Пару раз консультировался.

— Уже неплохо. Надо с ним встречаться.

— Не получится.

— Это же почему?

— Он в командировке, в Плесецке.

— Вот черт! Этого еще нам не хватало! — чертыхнулся Агольцев и тут же принял решение: — Так, Коля, полетишь в Плесецк!

— А можно и мне, Виктор Александрович, — вызвался Остащенко.

— Еще чего! Я что ли за тебя буду готовить предложения по закладке тайника? — отрезал Агольцев.

— А что готовить, если в ЦРУ за нас все решили. Пачка сигарет…

— Какая еще пачка?

— Можно булыжник, но Коле он не подходит.

— Юра, уймись, сейчас не до того! — нахмурился Агольцев.

— Виктор Александрович, нет, пусть объяснит! В делах на Данилова и Сыпачева, именно, камуфляж булыжника использовался для передачи информации, — вернулся Кочубей к спору с Остащенко.

— А потому, не пойдет, что булыжник — орудие пролетариата, — хмыкнул Остащенко.

— И что с того? — недоумевал Агольцев.

— А то. Фантом — не пролетарий, тем более в стране с социализмом покончено и мы вроде как семимильными шагами движемся к капитализму.

— А штаны не порвутся? — язвительно заметил Агольцев.

— Штаны не страшно, главное, чтобы народ понял.

— Ты на что намекаешь? Говори яснее!