Книга О каретах и тыквах, страница 28 – Алиса Чернышова

- Не дождутся! А вы?

- У нас всё было не так уж плохо - среди светлых попадаются и нормальные ребята. Но по обрывкам информации мы слышали, что вам пришлось тяжелее. Видел издали вашу наставницу...

- О, наша наставница - это нечто! Предлагаю соорудить её чучело и сжечь вместе с одеждой!

- Ха, старая колдовская традиция проводов Предвечной!

- Точно!..

Разговоры, смех, радость. Какой ещё может быть реакция?

Я покосилась Джи. Та поняла меня без слов (впрочем, как обычно), и мы незаметно ускользнули на смотровую площадку, подальше от чужих глаз.

- Как ты? - спросила подруга.

- Со мной всё будет хорошо, - улыбнувшись, я переплела свой хвост с её, как в детстве. - И с тобой тоже! Так что, перестань хмуриться!

- Не знаю, - вздохнула она. - Тебе не кажется, что это было слишком... легко?

Я чуть поморщилась.

Последние дни в Светлой Империи лёгкими не назвал бы никто: и наставники, и ученики будто озверели, пытаясь спровоцировать нас. Это было похоже на нескончаемый, тяжёлый и изнурительный бой, мы будто оказались под прессом, где главное было - не сломаться.

И всё же я прекрасно поняла, о чём говорит Джи: да, это было слишком просто, потому что главным козырем - произошедшим на Балу - никто не попытался воспользоваться.

Никак.

И это оставляло этой истории привкус незавершённости.

Зачем меня на самом деле пригласили туда? Кто стоит за этим? В чём был смысл?

- Давай попробуем просто порадоваться, - сказала я тихо. - А эта вся история... Что бы там ни было, уже ничего не изменить. И знаешь что?

- Что?

- Нам пора переодеться, наконец, в нормальную одежду. А то, что будет завтра - будет завтра.

*

Встречали нас, кроме шуток, как героев: устроили целую церемонию со вручением цветов, наград и торжественным построением. Присутствовала Императрица собственной персоной, и леди Адри, и многие другие сановники. Мы, облачённые в строгую униформу военного образца, выстроились в ряд и послушно внимали. Дом, милый дом...

Наша с Джи мама, стоя в родительском ряду, рыдала в три ручья - и была в этом, надо сказать, отнюдь не одинока: многие родители в глубине души не надеялись, что мы вернёмся живыми. Всё же, привычка видеть во светлых безжалостных убийц укоренилась в разуме старшего поколения куда глубже, чем в нашем - спасибо многочисленным войнам.

Всё прошло умеренно пафосно и, по счастью, быстро. Разумеется, в течение нескольких дней мы были обязаны предоставить кучу отчётов, как личным кураторам, так и в тайную службу, пройти несколько обследований и провериться на влияния. Тем не менее, сегодня нам давали возможность отдохнуть с семьями (или сразу заселиться в общежития), пройдя лишь минимальные осмотры на предмет всяческой светлой пакости и подмен.

Таким образом, уже спустя несколько часов нас с Джи сдали с рук на руки родителям.

Папа писал что-то в длинном колдовском свитке.

Мама рыдала от счастья и тискала нас, как пупсов.

- Мои девочки, - завывала она. - Мои хорошие! Живые! Как вы? Эти светлые пытали вас? Морили голодом? Я прямо вижу, как вы похудели! У вас даже рожки меньше блестят! Ох, как же так! Мои вы кровиночки! и выбрали же обе себе направление, жуть-жуть просто! Вот почему нельзя было пойти учиться на что-то безопасное? Как быть теперь материнскому сердцу?

Мы с Джи переглянулись страдальчески, но ничего поделать с маминым южным темпераментом было категорически нельзя. Она упорно рассказывала нам, что мы не должны рисковать, и это было самое эпатажное игнорирование бревна в собственном глазу, которое мне доводилось видеть в своей жизни.

Тут надо пояснить несколько вещей.

Во-первых, "кровиночкой" с биологической точки зрения была только я; мы подобрали Джи после массовых погромов изменённых, случившихся на нашей родине во времена светлой оккупации. Её родителей сожгли на костре, а вот саму Джи удалось вытащить сквозь прутья той клетки на колёсах, в которой "скверну" везли к месту казни. Мама тогда вместе с другими женщинами, что были среди членов Ополчения, толкалась у повозок, папа отводил страже глаза, я же подговаривала ветер поднимать в воздух много пыли и нашёптывать пленникам послания.

Сейчас я понимаю, насколько рискованным было это мероприятие, и внутренне содрогаюсь; но тогда мне это казалось весёлой игрой.

Из взрослых никого спасти не удалось (или почти никого), но вот самых маленьких детей, как и условились мы с пленниками заранее, они вытолкнули нам в руки. Позже спасённых ребят постарались разобрать по семьям; мы забрали к себе Джиа - мама посчитала, что девочки одного возраста и с похожими изменениями в итоге подружатся.

Оглядываясь назад, она оказалась права.

Во-вторых, история любви между родителями могла бы послужить чудесной основой для любовного романа. Правда, перед написанием пришлось бы слегка отредактировать характеры персонажей (потому что про упёртых прагматиков вроде папы и деловых натур вроде мамы романтичным девам читать было бы неинтересно... да и интеллекта у них обоих было многовато - для любовного романа-то) и полностью переписать диалоги. Однако, в остальном сюжет хрестоматийный: колдун-аристократ подбирает на улице сбежавшую из дому девицу, делает её своей помощницей, а после - женится на ней. Звучит крайне романтично? Однако, тут стоит упомянуть то, что в любовный роман не вошло бы.

Помнится, однажды, когда мой хвост понемногу начал чесаться в присутствии симпатичных парней, а книжные полки заполнились изданиями и свитками с соответствующими историями, папа позвал нас с Джиа к себе.

- Девочки, - сказал он. - Я хочу поговорить с вами о любви.

Честно, я тогда решила, что предстоит прослушать очередную лекцию о половом воспитании. В какой-то степени так и вышло, правда - но совсем не в том ключе, как я успела себе вообразить.

- Любовь - это очень хорошо, - сказал он. - Даже замечательно. Улучшает настроение, цвет кожи, для здоровья полезно... Я, в общем, принесу вам исследования на эту тему. Если вкратце, то любовь - это такая реакция в мозгу. Многие сущи умеют её провоцировать, и я изучал механизм, и это довольно интересно...

Дальше папа углубился в термины и расчёты. Я уж было подумала, что разговор окончен, но, к моему искреннему изумлению, отец не застрял в своих научных трудах по прикладному чернокнижию, как обычно с ним бывало, а вернулся к разговору.

- О чём я, то бишь... Любовь - это очень хорошо, но её принято переоценивать, считать лекарством от всех проблем, которое побеждает всё. Так вот, это не так. Я не любил вашу маму, когда мы поженились; она меня - тоже.

Заявление было, прямо скажем, неожиданным. Мы с Джи натурально опешили и изумлённо переглянулись: на нашей памяти родители почти никогда не ссорились, всячески поддерживали друг друга и понимали с полуслова.